Почти что сломанная жизнь
Шрифт:
– Мне ничего кроме тебя не надо.
На моих губах маленькая улыбка, но я молчу, пока мы продолжаем есть наш вкусный ужин.
– Пришло время сделать это, - тихо настаивает Доминик, когда я стою перед зеркалом. Он стоит рядом со мной.
Дрожащими руками, отрываю клейкую ленту в верхнем правом углу,
Мое дыхание сбивается, и досадные бабочки, порхающие в животе, пытаются вырваться на свободу.
Я покусываю внутреннюю поверхность щеки, споря сама с собой о том, снимать или не снимать бумагу.
Выбросить ее раз и навсегда.
Избавиться от бежевого в своей жизни.
Доминик скользит своей рукой по моему бедру.
– Ты хотя бы представляешь насколько ты красивая?
– Мне страшно, Доминик.
– Я люблю твою улыбку.
– Он проводит губами на стыке моего плеча и шеи.
– У меня тонкие губы.
– Я обожаю твои выразительные, волнующие глаза.
– Его губы движутся все дальше по моей шее.
– Веко моего левого глаза провисает, и я толком не могу им видеть.
Рука Доминика перемещается на мой живот, и он широко расставляет пальцы, привлекая меня на свою крепкую грудь.
– Каждый раз, когда ты целуешь меня, я знаю, что благословлен свыше.
– Его губы задерживаются прямо под моим ухом, не дотрагиваясь до меня. Его теплое дыхание, словно электрический ток, опаляет кожу, заставляя сильнее разгораться огоньки похоти.
– Благодаря тебе я вижу все больше разных цветов, - выдыхаю я, когда моя голова покоится у него на груди.
– Срывай этот бежевый и посмотри на прекрасную женщину, стоящую передо мной.
Открыв глаза, я берусь на скотч. Без промедления, одним плавным движением руки, отдираю треть бумаги.
Мельком вижу сломленную девушку, делающую то же, что и я. Я тут же останавливаюсь посмотреть на нее.
– Не останавливайся, Эйлин, снимай остаток бумаги, - подбадривает меня Доминик.
Делаю глубокий вдох, и со стоящим позади меня Домиником, широко распахнув глаза, отрываю последний, чертовый бежевый кусок бумаги.
Доминик убирает бумагу подальше. Я стою перед зеркалом, изучая бледную, печальную девочку, смотрящую на меня.
Все остальное в комнате исчезает в пустоте, в то время, как я гляжу на девушку со светлыми волосами.
Похоже, мое сердце перестает биться. Кровь в венах леденеет.
– Я даже не представляла, насколько я мерзкая.
– Дотрагиваюсь до губ, смотря на отражение бедного глаза.
– Я вижу тут красоту.
– Рука Доминика ложится мне на сердце.
– И смелость.
– Он поглаживает мои волосы свободной рукой.
– Ты излучаешь силу, Эйлин.
– Он целует мою щеку и продолжает смотреть на меня.
– Я столько лет вообще не смотрела на себя, что сейчас в ужасе оттого, как выгляжу.
– Ты видишь пугающую женщину, я - женщину, которую люблю.
Я
– Как ты можешь такое говорить. Что любишь меня? Я даже близко не привлекательная.
– Твое тело может быть пугающим, твоя душа настрадавшейся, но я вижу блестящий свет, идущий из глубины. Неужели ты не видишь? Это не потому, что я люблю тебя, а потому, что ты любишь меня. Ты вернула меня к жизни, Эйлин. Ты подарила мне дыхание тогда, когда я уже и не надеялся найти снова эту искру. Но я нашел ее, с тобой.
Я обернулась и теперь стою лицом к лицу с Домиником.
Он слегка качает головой и поворачивает меня опять к зеркалу.
– Тебе необходимо увидеть себя, Эйлин. Тебе нужно разглядеть ту потрясающую женщину, которую вижу я.
Доминик отходит от зеркала. Может, он ушел вниз, может быть, ждет в холле, за дверью спальни. Я не знаю. Все, что я знаю: сейчас я одна на один со своим отражением.
Мои глаза снова находят мое отражение в зеркале. Монстры в голове смеются надо мной. Они рассказывают, как я уродлива.
Орут, кричат злыми голосами, как я вульгарна и отвратительна. Говорят, как они видят меня, как мир воспринимает меня. Как я смотрю на себя.
Мои плечи сутулые и голова немного опущена. Я выгляжу побежденной, мне нечем гордиться в себе. Мое лицо такое измученное. Потрепанное и в ранах, с провисшим глазом и шрамами, на которых автоматически фокусируется мой взгляд. Я поднимаю свои волосы и наклоняю голову, глядя туда, где откушена верхушка моего правого уха.
Я выгляжу искалеченной.
– Ты шокирующе помечена, - кричат они мне.
– Никто тебя не захочет, - подначивают меня они.
– Твое тело уродливо. Посмотри на свою шею.
Я наклоняю голову и гляжу на шрам от ножа, пересекающий горло. Поднимаю руку и легонько провожу пальцами по всей его длине. Зловещий красный знак ощущается грубым, но вместе с тем таким мягким.
– Почему ты так злишься на меня?
– спрашиваю я женщину, смотрящую на меня, говорящую с чудовищами, которые пришли с ней.
– Я не выбирала такую жизнь. Я не просила, чтобы меня похищали, насиловали и резали ножом. Так почему же ты глядишь на меня с такой ненавистью?
Женщина ничего не говорит в ответ. Я слышу, как чудовища смеются.
– Почему ты злишься? Ты не можешь смотреть на меня без этого адского огня, горящего в глазах. Они сделали это, они похитили меня и причинили боль. Я не вызывалась добровольцем, чтобы надо мной надругались и унижали, они сделали это.
– Я указываю на дверь.
– Это не я!
– ору я, ударяя себя в грудь.
– Это все они!
– кричу я женщине в зеркале.
– Не надо ненавидеть меня за то, что они сделали со мной