Почти что сломанная жизнь
Шрифт:
Стыд.
– Что происходит?
– Я сажусь и тянусь к отцу, чтобы дотронуться до его руки.
– Не надо, - говорит он, убирая свою руку. Его голос полон раскаяния и горя.
– Эйлин в порядке? С ней что-то случилось? Клянусь, если с ней что-то случилось, я клянусь, я клянусь, я прикончу его, - выплевываю я сквозь крепко сжатые зубы, поднимаясь и начиная расхаживать, просто не в состоянии усидеть на месте.
– Я его убью к чертовой матери, если…если…твою
– Я отворачиваюсь, и от гнева и раздражения бью в стену. Блядь, до чего же больно.
– Успокойся, Доминик. Ничего подобного. Прежде чем прийти сюда, я разговаривал с ее матерью. В госпитале, мы поместили Эйлин в отдельную палату, ей там комфортно, но она еще не очнулась. Также мы с твоей матерью побеспокоились обо всех медицинских счетах.
У меня и так болела рука после того, как избил Оскара, но теперь, благодаря моей несдержанности, боль усиливается. Думаю, я сломал сустав. Но меня это не волнует; меня переполняет дикая неконтролируемая потребность причинить боль человеку, навредившему Эйлин.
Затем я обдумываю слова, сказанные отцом.
– Подожди-ка. Почему ты определил ее в отдельную палату?
– с любопытством спрашиваю я. Они только вчера познакомились с Эйлин. Они не более ответственны за действия Оскара, чем я. С чего бы им так волноваться о ней?
Если только…
Отцу стыдно.
Мои родители покрыли все ее медицинские расходы.
Отцу надо мне что-то рассказать.
Их реакция на то, как я избивал Оскара, рассказ о том, что он сделал Эйлин, была, за неимением лучшего слова, спокойной. Принимающей.
Я опускаюсь назад в кресло и молюсь всем известным людям Богам, чтобы мне просто показалось, и они не знали об Оскаре. О том, что он сделал женщине, которую я привез в их дом.
Потому что если они знали, они также несут ответственность за это, как и он. Хуже. Их тоже следует арестовать. Почему, если они знали, то ничего не сделали с этим?
– Папа?
– тихо спрашиваю я. Не хочу, но мне необходимо знать.
Отец смотрит на меня и быстро отводит глаза, не в состоянии выдержать мой взгляд. Это мимолетное выражение вины, которое я уже видел ранее, не сходит с его лица. Больше его уже не скроешь.
Плечи отца опущены и, делая глубокий вдох, он хмурит брови.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты и мама не знали об этом, - умоляю его я. Пожалуйста, пусть мне все это показалось.
Отец молчит.
Ни единого чертова слова.
Он прячет свое лицо, но язык его тела источает вину и стыд.
– Отец, мне необходимо знать, - говорю с нажимом, тихо надеясь, что все это неправда.
Он один раз, еле заметно, кивает головой. Нет, этого не достаточно. Мне надо услышать слова.
– Пап, скажи мне правду, - говорю я, все еще молясь, что просто неправильно все понял.
– Когда твой брат…
– Он мне не брат, -
Он вздыхает.
– Когда Оскар первый год учился в старшей школе, а ты был на первом курсе колледжа, он пришел домой и сказал, что одна девушка обвинила его в изнасиловании. Он сказал, что она собиралась пойти в полицию и рассказать им об этом, если он не сдастся.
Что? Почему она сама не пошла в полицию? Зачем она предупреждала его о том, что собирается сделать? Это же не имеет никакого смысла.
– Поэтому мы договорились о встрече с той девушкой, и я ей заплатил. Вполне прилично, кстати.
– Так она что, хотела денег?
– я качаю головой, сомневаясь, чтобы кто-то был настолько черствым, что торговал болью ради денег.
– Тогда казалось так.
Мой взгляд устремляется к отцу. Он все еще не смотрит на меня. Он уставился в одному ему видимую на столе точку.
– Что это значит?
– у меня дрожат колени, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь подавить невыносимое желание встать и порвать отца на мелкие кусочки.
– Оскар отрицал даже то, что вообще вступал с ней в сексуальный контакт, пока она не обнаружила, что беременна. Вот тогда она и пришла за деньгами.
– Я не верю в то, что шестнадцати-семнадцатилетняя девушка имела достаточно мозгов, чтобы придумать подобное, - говорю я. По правде говоря, в это дерьмо с трудом верится.
– Ее родители узнали о беременности. Когда она рассказала им, что случилось, отец пришел к нам в дом с намерением выдать Оскара полиции. Я купил их молчание.
– Вот так просто?
– качая головой, спрашиваю я.
– Да, так просто.
– Конечно, использовать презерватив во время секса, это без сомнения, дурацкая идея. Это не доказывает, что Оскар изнасиловал ее, - говорю я, пытаясь вопреки своему собственному суждению, найти оправдание чему-то, что этого оправдание и не имеет. Должно быть, что-то убедило моих родителей, что обвинения девушки - правда, и мне необходимо знать, что это было.
– Ты прав, это не доказательство. Но когда я и Оскар сели поговорить, он признался, что он обманул меня и у них был секс. И что секс этот был грубым, и что девушке нравилось, когда ее били.
Чем больше я думаю об этом, тем больше запутываюсь. Все это не имеет никакого смысла.
– Почему я об этом ничего не знал?
– в отчаянии я поднимаю руки.
– Потому что ты находился в колледже, и мы хотели защитить тебя. Нам не хотелось, чтобы ты был вовлечен в нечто такое… - он замолкает в попытке найти более подходящее слово.
– Несущественное.
– Девушка, утверждающая, что была изнасилована, не есть что-то, от чего можно отмахнуться. Твой сын был обвинен в чем-то не только незаконном, но также отвратительном и аморальном. Ты что совсем не придаешь этому значения?