Почти как три богатыря

Шмигалев Николай

Расстроенный Сероволк отвернулся от растроганных его речью спутников и украдкой оглядел замок, гадая, где там казна королевская припрятана.

– Хорошо, хорошо, Яша, не расстраивайся, – переглянувшись с колдуном, пошёл навстречу пожеланиям цыгана Иван. – Давай по-быстрому зайдём, посмотрим на замок. Только обещай ничего не трогать.

– Да, нам твоей «покупки» коней хватило, – добавил Василевс. – И смотрите оба там, не уколитесь фигнёй какой-нибудь.

– Я буду сама осмотрительность, – обрадованный цыган потёр руки в предвкушении «культпохода» в неохраняемый замок. – Посмотрим одним глазком и дальше, в путь.

Богатыри,

с Василевсом во главе, аккуратно, чтобы не зацепиться, пролезли гуськом сквозь заросли и, войдя через распахнутые настежь ворота в замок, начали ознакомительную экскурсию по проклятому месту.

Взвалив на себя нелёгкую ношу экскурсоводного гида, перед началом осмотра замка колдун подвёл своих спутников к застывшим около ворот изваяниям стражников, больше смахивавших на восковые куклы мадам Тюссы. Проверив пульс, он постучал своей тростью по голове одного из стражников. В ответ раздался глухой звук.

– Видите? Как я и предполагал, это поветрие, называемое «проклятьем Горгоны», поразило всё королевство, и симптомы магической инфекции, как видите, в буквальном смысле, налицо, – попытался Василевс пояснить товарищам всю серьёзность ситуации. – Все заражённые, покрыты коркой особой протоглины, которая, выделившись из тел, замедлила все их жизненные процессы, введя в магический анабиоз.

– Ух, ты! – постучал по твёрдой щеке «изваяния» Сероволк. – А глина откуда?

– Каждый человек на семьдесят пять-восемьдесят процентов состоит из воды, плюс пять-десять процентов минералов и других химических элементов, а оставшаяся часть нашей физической оболочки приходится на эту самую протоглину, – припомнил курс лекций магической анатомии Премудрый. – Специальным образом наложенное проклятие при срабатывании включает особые механизмы стопорения функций организма, свёртывая и выводя на поверхность тела эту божественную субстанцию. И получается вот такая симпатичная статуя. Поэтому я ещё раз напоминаю вам, господа-товарищи, во избежание эксцессов ни к чему в замке не прикасаться. А теперь следуйте точно за мной.

Василевс, раздвинув магической тростью терновые кусты, закрывавшие вход непосредственно в здание замка, сделав проход для себя и товарищей. Обождав, когда Иван с Яковом преодолеют опасный участок, Премудрый опрометчиво шагнул вслед за ними и скрылся в неуютной полутьме здания. Шипованные ветви терновника вздрогнули, словно отошли от магической дрёмы, и, сомкнувшись за колдуном, ощетинились шипами во все стороны, а в густом, как кисель, воздухе проклятого замка еле уловимо запахло какой-то безысходной неизбежностью.

– Чем это воняет? – первым почувствовал странный запах чуткий нюх цыгана.

– Это запах вечности! – пафосно проговорил Василевс, и его голос эхо разнесло по этажам сонного замка.

– Согласен! – высказался и Царевич. – Давно здесь не проветривали.

– Есть предложение организовать сквозняк! – морща нос, предложил Сероволк.

– Может, действительно «нарисуем сквозняк», пока не поздно, – высказался Василевс. – У меня предчувствие нехорошее.

– Не дрейфь, Премудрый! Всё под контролем! Моя волчья интуиция шепчет, что всё будет нормально, – беспечно бросил цыган и первым вошёл в бальный зал замка.

– Я тоже ничего дурного покуда не чую, – не так беспечно как Яков но тоже, без внутреннего напряжения сказал Царевич, и зашёл в зал следом за Сероволком.

– Вот это-то меня и пугает, – проворчал себе под нос колдун и поплёлся за товарищами.

Бальный

зал, или как называют в просвещённой Евландии, «танцпол» был полон парных человеческих «статуй», склонённых в игривом реверансе навстречу друг дружке. Позы застывших в танце людей свидетельствовали о том, что «проклятье Горгоны» сработало в самый разгар королевской вечеринки, организованной по случаю восемнадцатилетия его дочери. Судя по наклону корпусов кавалеров и элегантно отведённых ручек фрейлин и других придворных мадмуазелей, принимавших участие в танце, можно было предположить, что магический катаклизм случился либо во время второй части марлезонского балета, либо в первой четверти двенадцатого. К такому выводу, по крайней мере, пришёл Премудрый, и лучше нам не вдаваться в подробности его логических умозаключений. Пришёл, ну и ладно. Давайте лучше посмотрим, куда запропастился Серо.

– Ух, ё-моё, какая фиговина! – лёгок на помине, напомнил цыган, хлопотавший вокруг трона с застывшим в величественной позе королём, о своей скромной персоне. – У короля палка с драгоценными камнями и шар в оправе из белого золота, почти как у нашего государя!

– Это скипетр и держава, отличительные знаки верховного главнокомандующего, то есть короля, – попытался блеснуть имеющимся, ещё довольно лёгким багажом знаний, Иван Царевич.

– Отчасти ты прав, – поправил его Василевс, тоже подойдя к трону. – Однако в культур-мультурной Евландии скипетр у королей, канцлеров и кайзеров принято называть «стимулом». У них ослов при дворе не меньше, чем у нас, только они лучше маскируются. А «державу» здесь величают «фабержава».

– Если ты такой умный, тогда, может, ответишь, в чём вообще прикол у царей с этими стимулами-скипетрами да державами-фабержавами на банкетах тусоваться? – спросил Иван, поглаживая драгоценную реликвию-стимул. – Что им короны мало, что ли?

Премудрый снисходительно улыбнулся.

– Не скажи, не скажи, Ваня. Корона – это венец монарха, а скипетр и держава – в данном случае «стимул» и «фабержава», это не что иное, как фаллические символы, показывающие, кто в том или ином «курятнике» «папа».

– Тьфу ты! – отдёрнул руку от «символа» Царевич. – Придумали тоже. Выходит, и у нашего царя в руках такие же символы?

– Нет, наш государь не такой извращенец. Его «ветви власти» официально символизируют, соответственно, кнут и пончик, то бишь пряник.

– И то верно!

– Ну, всё! – постучал по полу тростью Василевс. – Посмотрели, пора и честь знать. Пошли отсюда!

Цыган, пожиравший глазами инкрустированные драгоценностями «символы» короля, но не решавшийся их присвоить на глазах у «правильных» коллег-богатырей, сник было, но тут ему на помощь, нежданно-негаданно, да к тому же ненароком, пришёл Царевич.

– Погоди, Василевс! – остановил Иван колдуна. – Давай хоть на принцессу одним глазком посмотрим. Что она из себя представляет и как её, бедную, угораздило так всё королевство подставить.

– Точно! – подхватил предложение цыган (вот подфартило!). – Что-то её рядом с папашей не видно. Давайте найдём её, посмотрим, что она из себя представляет и как её угораздило.

– Уговорили! – кивнул Премудрый. – Давайте поднимемся наверх. Возможно, она в своей опочивальне. Если всё произошло во время второй части марлезонского балета, а по дворцовому этикету он исполняется в первой четверти двенадцатого, то девушка строгих нравов должна была быть уже давно в постели, кушать перед сном яблоко.