Почти карнавальная история
Шрифт:
Актер положил вилку, посмотрел с сожалением на оставшийся салат и сказал нерешительно:
– У нас норматив – не менее тридцати минут надо на вызове пробыть. И два конкурса. Дети еще стихи читают.
– Да ты уже полчаса здесь отираешься! – возмутился Шустрый. – Давай конкурсы! Я стихов все равно не знаю.
Актер, порывшись в своем мешке, достал ласты. Виновато объяснил:
– Вот. Надеваем ласты и бегаем наперегонки, например, из коридора по комнате вокруг стола, потом в кухню и финиш опять в комнате… Вообще-то смешно всегда бывает… Только
– Знаете что, вы, пожалуй, правда, идите домой, – проследив воображаемый маршрут, сказала Ирина. – Давайте вашу бумажку, я распишусь.
Но Шустрый, перехватив квитанцию, продолжал гнуть свою линию:
– Минуточку! Тут, между прочим, написано «со Снегурочкой». Во народ пошел! И здесь норовят кинуть! Где, спрашивается, Снегурочка? Я тебя спрашиваю!
– Дело в том, что Снегурочка – моя жена, мы с женой… – начал было объяснять актер извиняющимся голосом.
– Вся семья – кидалово, – не дослушав, перебил Шустрый. – Денег-то наверняка за двоих взяли.
– Ну зачем вы так… – заступился за представителя творческой профессии Лев Николаевич. – Мало ли какие у человека обстоятельства, нельзя же так огульно…
– Нет, он прав, – мужественно признал актер. – Но у нас, так получилось, детей сегодня оставить не с кем. Рассчитывали на тещу, а у нее оказались свои планы. А в новогоднюю ночь – двойной тариф… Наша зарплата за месяц в театре.
– Старик, кончай на жалость бить, – встрял вредный Шустрый. – Я ведь тебе на свои дела не жалуюсь. Давай свои ласты.
С ластами в руках он повернулся к Петрухину:
– Ну что, играем, старлей? Или слабо?
– Чего ж слабо? – вдруг со злостью отозвался Петрухин. – Надевай! Посмотрим, кому слабо.
Шустрый и Петрухин под бурные восторги Евстолии, толкаясь и шлепая ластами, дали круг по комнате, потом наперегонки помчались в кухню, а оттуда – опять в гостиную. За ними, роняя мебель, налетая друг на друга и хохоча, бегала остальная публика, невольно увлекаясь происходящим. Первым, ко всеобщему восторгу, к финишу в дальнем конце коридора, возле кладовки, пришел Петрухин, которого наградили дружными аплодисментами. Вошедший в азарт Шустрый бросился к актеру.
– Нет, короче, фигня все это! Что там еще у тебя? Давай, земляк, попроще что-нибудь, а то тут бегать места мало.
– Попроще? Есть, – кивнул безбородый Дед Мороз. – Детям до шестнадцати запрещается. Но в этом конкурсе нужна женщина.
– Прекрасно! – еще больше оживилась и без того раскрасневшаяся и взлохмаченная Евстолия, давно уже потерявшая где-то свою золотую шляпу. – Я тоже приму участие! – И добавила кокетливо: – Мне больше шестнадцати.
– А кто сомневался? – тихонько хихикнул Шустрый, подталкивая Профессора локтем в бок.
– Следите внимательно, – воззвал ко всеобщему вниманию актер. – Мужчине к поясу я привязываю морковку на веревочке, чтоб как раз доставала до пола.
Он обвязал хихикающего Шустрого веревочкой, на которой висела вымытая и почищенная морковка, отрегулировал длину и обратился к Евстолии:
– Вы
Шустрый пришел в восторг. Евстолия была несколько сконфужена, но идея ей явно понравилась. Она повернулась к Профессору:
– Лев Николаевич, давайте с вами в паре. А Ирочка вот с молодым человеком, с Олегом, да? Должно же быть соревнование, иначе какой интерес.
И Евстолия тут же, не дожидаясь согласия, бросилась ко Льву Николаевичу со второй морковкой на веревочке. Растопырив руки, обняла его за талию и принялась завязывать концы на спине.
– Прошу вас, не надо! – Профессор, отбиваясь, отступал к двери. – Я никогда… Да что же это такое…
Шустрый тем временем подошел к Ирине:
– Вы составите мне пару?
Вопрос прозвучал слишком игриво. Ирина отстранилась, но ответить ничего не успела, потому что до сих пор молчавший Петрухин вклинился между ней и Шустрым. Молча, резким движением оторвал висевшую на Шустром морковку, оттеснил его от Ирины, а добытый в поединке корнеплод демонстративно положил на стол.
– Понял? – спросил он и пристально, со значением, посмотрел на Олега.
Лев Николаевич тем временем тоже оторвал привязанную Евстолией Васильевной морковку и гордо положил ее рядом с первой. Посмотрел на Шустрого и, копируя интонацию Петрухина, сказал:
– Вот так!
– Браво! – засмеялась Ирина, по достоинству оценив демарш.
– Ну, если нет желающих, тогда предлагаю конкурс с воздушными шариками, – вновь полез в мешок Дед Мороз. – Сперва надуваем шарики…
– Вы действительно идите домой, – перебил его Петрухин. – Правда, Ирина Ивановна?
Ирина кивнула, расписалась в квитанции, и Петрухин проводил актера в прихожую. Вдогонку побежала Евстолия с коробкой конфет в руках:
– Подождите! Возьмите хотя бы конфеты детям, нельзя без подарка, раз вы Дед Мороз. Рады были познакомиться! Какой чудесный вечер! Кому рассказать – не поверят. Так в каком, вы говорите, спектакле? Я непременно…
Проводив незадачливого Деда Мороза, все вернулись за стол. Совместная ликвидация возгорания и участие в «Веселых стартах» сблизили всех присутствующих. Поэтому Евстолия затеяла шумную кампанию по пересаживанию на новые места, конечной и плохо скрытой целью которой было оказаться поближе ко Льву Николаевичу. Она долго переставляла тарелки и раздавала указания, всех запутала и под конец задела юбкой и уронила стоявшую на полу вазу с розами, которые принес Шустрый. Пока Ирина бегала за тряпкой, меняла посуду и, похваливая себя за предусмотрительность, доставала из холодильника новую порцию закусок, Евстолия наконец достигла желаемой гармонии, уселась рядом с испуганным Профессором, совершенно успокоилась и напустила на себя трогательно-романтический вид.