Почти любовь

Джиллиан Алекс

– Репетиция в доме ветеранов. Я тебе говорила, – напоминаю я, но он, конечно же, забыл. Впрочем, забывчивостью страдает не только Вик. Кравцов вообще через слово меня слушает.

– Я приеду. Это на Олимпийском?

– Да, но приезжать не надо. Ты будешь меня отвлекать.

– Тогда встречу после. Во сколько ты заканчиваешь?

– Не знаю. Будем репетировать до идеального результата.

– Наберешь меня, как освободишься? – настаивает Вик, упорно не понимая моих намеков или намеренно не желая

понимать.

– Будет очень поздно, а ты устал с дороги, – не оставляю надежды, что до него все-таки дойдет.

– Для тебя у меня силы есть всегда.

– Вик…

– Что – Вик? – он резко повышает голос. – Нам нужно поговорить. Глаза в глаза. Или ты так не считаешь?

– Не сегодня, – отрезаю бескомпромиссным тоном. – Ты давишь. Слишком сильно давишь.

– Зачем тянуть?

– Я не скажу ничего нового, Вик, – устало бормочу я, и он предсказуемо бесится:

– Леа, я хочу видеть твое лицо! Понимаешь ты это или нет?

– Понимаю, но это ничего не изменит.

– Я уверен в обратном, – настаивает Виктор.

– Мы увидимся в фонде. Ты же будешь в понедельник на собрании?

– Это долго, Алесия, – цедит сквозь зубы.

– Другого варианта нет. Если продолжишь настаивать и названивать мне до понедельника, буду вынуждена снова отправить твой номер в блок, – с нажимом говорю я, закрывая вопрос как минимум до начала следующей недели.

– Значит, в понедельник, – сдается Вик.

– Как дедушка пережил твой отъезд?

– Нормально. Правнуков требует. Я ему обещал, что через год с женой приеду. Полетишь со мной?

– Виктор, прекрати! – я начинаю закипать.

– Скажи, ты все еще с ним? – подчеркнутый холод в его голосе пробирает меня до дрожи. – Вопрос простой. Да или нет.

– Да.

– Все серьезно?

– Это не твое дело, – огрызаюсь я.

– Значит, нет, – обрадованно заключает Виктор. – Увидимся в понедельник, Леа.

Кравцов

– Ты в порядке? – пятый раз за два часа, что мы торчим в баре напротив моего дома, спрашивает Олег Богданов. Мы оба уже слегка набрались, и, возможно, он просто запамятовал, что я четырежды отвечал: «нормально». Либо не поверил. На самом деле, мое состояние далеко от нормы, и выпитая бутылка коньяка отвлечься и забыться не помогла.

– У каждого хирурга есть свое кладбище, – покручивая стакан с янтарным напитком, бросаю избитую фразу. – Но я надеялся, что мое появится позже, – добавляю, прежде чем опрокинуть в себя очередную порцию алкоголя.

– Ты уже полгода самостоятельно оперируешь, – напоминает Олег. – Успешно оперируешь. Маковецкий пророчит тебе успешную карьеру, а он просто так словами не раскидывается.

– В курсе, – киваю, разливая остатки из бутылки. – Я

сделал все, что от меня зависело.

– Вот именно, – подхватывает Богданов. – Врачи не Боги, Саш. Пациенты иногда уходят, каким бы гениальным не был хирург.

– Давай о чем-нибудь другом поговорим, – нахмурившись, прошу я.

Ни к чему снова и снова мусолить морально тяжелую для меня тему. Без сомнений, я это переживу. Впереди выходные. Надо провести их так, чтобы не осталось времени на внутренние загоны. Уговорю Веснушку поехать со мной в Завидное. Побудем вдвоем на природе, погуляем, попьем вина и потрахаемся от души. В понедельник явлюсь на работу, как новенький.

– Как мать? – Олег опять задает не самый удачный вопрос. Я морщусь, словно съел кружок лимона.

– Супер, – отзываюсь с едкой иронией. – Говорит, что у них с отцом второй медовый месяц. Вся цветет и пахнет.

– А Юлька смирилась? Больше не лезет к Сергею Давыдовичу? – развивает тему Богданов.

– Тест ДНК поставил точку в их бурном романе, – произношу с сарказмом. – Отец тот еще мудак, но не лох. Может, теперь начнет думать той головой, что на плечах, а не той, что в штанах.

– Ладно хоть не женился, – качнув головой, рассуждает Олег.

– Плохо, что развестись не успел, – подытоживаю я. Богданов удивленно поднимает бровь.

– Ты не рад, что предки сошлись?

– Горбатого только могила исправит, – ухмыляюсь с презрением. – Накосячил, обосрался, пару месяцев походит тише воды, ниже травы, а потом обнаглеет и все по накатанной. Мать будет терпеть и выть в подушку, а он молоденьких шлюх втихаря пачками трахать. Мы это сто раз проходили, Олег. Чуда не случится.

– Ты с отцом сейчас вообще не пересекаешься? – осторожно интересуется Богданов.

– Неа, – отвечаю, накалывая на вилку кусок сыра. – Домой больше ни ногой. Пусть живут как хотят. С матерью общаюсь, но постольку-поскольку. Не могу ее понять. Разговаривать больше не о чем. Я столько времени и нервов потратил на адвоката, не говоря уже о деньгах. Больше не сунусь.

– А кто отец ребенка? – любопытствует Олег.

– Хер его знает. Вроде мать говорила, что Юлькин фитнес-инструктор. Совет да любовь новой семье.

– Мдаа, обломалась телочка. А она ничего такая. У бати твоего вкус есть.

– Вкус есть, а мозгов нет, – мрачно отрезаю я. – Маринка как? Не залетела еще?

– Бл*ь, только ты не начинай, а? – раздражается Богданов. – Какие нам сейчас дети? У нас переезд на носу. Вот обживёмся в Питере год-другой и подумаем о детях. Ты Олеське сказал?

– Так, вскользь. Особо не обсуждали, – потянувшись за стаканом, рассеянно отвечаю я. – Она, как всегда, на своей волне. Слушает вполуха, а потом спорит до посинения, что я ничего ей не говорил.