Почти любовь
Шрифт:
– Девочка тебе нравится, – уверенно произносит Тома.
– Мне все мои пациентки нравятся. Даже те, которым за семьдесят. Или это запрещено законом? – иронизирую я.
– Ну ей не семьдесят, Кравцов, – без тени ехидства или иронии заявляет Розовская. Я не оспариваю и никак не комментирую. – Ты ведешь себя нестандартно. Трясешься над ней, прибегаешь в свои выходные. Это не мое дело, но будь осторожен. Девушка серьезно больна, а ты женат.
– У нее ремиссия, – резко обрываю Тому, ощущая, как к горлу подступает горькая желчь.
– Я знаю, Саш, – отведя взгляд в сторону, Тамара проводит ладонью по густым темным волосам,
– Иди, Тома, – провожаю женщину легким кивком. Еще раз бросив на меня тяжелый взгляд, Тамара встает со стула и грациозно идет к двери ординаторской, попутно желая хорошего дня остальным коллегам.
После ее ухода я становлюсь эпицентром всеобщего внимания, и это меня до скрежета зубов бесит.
– Кравцов, ты бы и правда притормозил, – первым подает голос Тимур Алиев, старший анестезиолог клиники.
– Сам разберусь, – отрезаю я, закрывая тему. Алиев, стрельнув в меня осуждающим взглядом, пожимает плечами и затыкается.
Конечно же я понимаю, от чего меня пытаются предостеречь. Как активно практикующему хирургу-онкологу мне хорошо известны риски и последствия, но, черт, я не собираюсь обсуждать Веснушку с кем-либо. Сам осознаю, что ситуация вышла из-под контроля. Думаю о ней каждую свободную минуту, из головы не выходит ни днем, ни ночью. Желание вылечить, сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуть Олесю к нормальной жизни с минимальными потерями, превратилось в какую-то нездоровую одержимость.
Я же помню, какой она была… энергичной, непосредственной, искренней, бесконечно щедрой, доброй. Особенной во всех смыслах этого слова. Теперь, оглядываясь назад, я многие ее странности воспринимаю совсем по-другому. Она старалась объять необъятное, заполняя бурной деятельностью каждое мгновение жизни, потому что боялась не успеть… Потому что, как никто, знала, как хрупок мир и скоротечно время.
Допив остывший кофе, я покидаю притихших коллег и быстро шагаю по запутанному лабиринту больничных коридоров. История болезни подмышкой, руки в карманах халата, в голове полный сумбур, а в груди непонятное волнение. Я иду к Олесе с хорошими новостями и вроде бы должен испытывать облегчение от того, что тяжелый период остался позади, но внутреннее беспокойство растет по мере приближения к палате. Последние десять метров я почти крадусь, чувствуя себя крайне глупо и странно.
В голове набатом стучат слова Тамары, вызывая целую бурю противоречивых эмоций. «Что ты будешь делать после выписки Матвеевой?»
Не знаю, что именно меня так задело в этом вопросе. Может то, что я и правда не знаю на него ответ?
За пару месяцев в роли лечащего врача Веснушки я успел прикипеть к ней так, как не смог в течение года, прожитого вместе в Москве. Вряд ли это можно объяснить одной только навязчивой идеей избавить бывшую девушку от смертельной болезни.
В палату захожу без стука и тихо прикрываю за собой дверь. Олеся стоит у окна, глядя на уютный больничный парк с аллеями для прогулок. С короткой стрижкой, в простых джинсах и футболке она смахивает на подростка, но только со спины. Настоящий возраст выдают глаза, слишком взрослые даже для двадцати двух лет. После операции
– Привет, – негромко здороваюсь я.
Веснушка не отвечает, продолжая смотреть в окно. На нее это совсем не похоже, Олеся же не железная, и даже в ее броне могут появиться бреши. Мне и самому порой хочется помолчать в одиночестве, подумать обо всем без спешки, суеты и чужих советов. Страшно представить, что творится в голове Веснушки, учитывая обстоятельства и выпавшие на ее долю испытания.
– Погода сегодня чудная, – так и не дождавшись ответной реакции, я подхожу к неподвижной фигурке и встаю рядом. – Можем прогуляться, если ты, конечно, не против.
– Против, – наконец подаёт голос Олеся, но это однозначно не то, что мне хотелось услышать.
– Почему? – задаю вполне резонный вопрос.
– У тебя выходной. – ее плечи напряжены, тон невыразительный, отрешенный. Меня начинают мучать смутные сомнения.
– Кто сказал? – вопросительно смотрю на застывший профиль. – И почему тебя это так расстроило?
– Медсестра сообщила, – она обхватывает себя за плечи, а я сую руки в карманы больничных брюк, зажимая локтем медкарту. – И я не расстроена. Мне неловко от того, что ты тратишь на меня свое личное время.
– Лесь, ты не единственная моя пациентка, – напоминаю на тот случай, если она забыла. – К тому же я хотел глянуть на твои последние исследования. Результаты пришли как раз сегодня.
– И что там? – Лесин голос звенит от волнения. Мягко взяв девушку за плечи, я разворачиваю её к себе лицом. В распахнутых глазах стоят слёзы, искусанные губы дрожат. Черт, это я так ее напугал? Своим внезапным визитом?
– Все хорошо, Олесь, – спешно исправляю возникшее недопонимание. – Результаты отличные. Через две недели ты уйдёшь отсюда с выпиской в руках, – ласково улыбнувшись, я осторожно стираю одинокую слезинку с бледной щеки. – Твоих родителей я уже обрадовал. Они завтра приедут. Как видишь, нет никакого повода для печали.
– Ты мне не врешь? – она недоверчиво щурится. Странные дела творятся. С каких это пор Веснушка начала подвергать сомнениям вердикт своего лечащего врача? Еще вчера она вся светилась, была полна энергии и оптимизма, а сегодня словно подменили.
– Можешь сама проверить, – непринужденно говорю я, протягивая ей карту.
– Не хочу, – отрицательно качнув головой, Олеся отступает назад и нервно проводит ладонью по ежику светлых волос. – В голове вата, ничего не соображаю, – с досадой признается она. – Устала от больничных стен. Прости, я не люблю жаловаться и ныть, но иногда очень хочется.
– Не надо ничего объяснять. Я все понимаю, – протянув руку, я сжимаю ее холодные пальцы и ободряюще улыбаюсь. – Мне можешь жаловаться сколько влезет. Выслушаю в любое время суток.
– Ты и так возишься со мной, как с ребенком, – она мягко высвобождает ладонь. – Слишком много внимания одной пациентке, не находишь?
– Лесь, ты особенный для меня человек, – серьезно и искренне говорю я, сокращая расстояние между нами. – Как бы ты ни старалась, тебе этого не изменить. Я никуда не исчезну. Смирись, Веснушка.