Почти любовь
Шрифт:
Выключив личные эмоции, я начал действовать по стандартной схеме. Собрал экстренный консилиум, и в течение суток Олесю транспортировали из Московского онкологического центра и госпитализировали в нашей клинике. Срочность вполне объяснима, учитывая обстоятельства. Необъяснимой оказалась моя реакция, но Матвеевы были слишком поглощены своим горем, чтобы заметить, насколько сильно потрясла меня вся эта ситуация.
– Олеся? – с замешательством переспрашивает Олег. – Случайно не та смешная блондиночка, которая жила с тобой? Сколько лет прошло?
– Три
– Черт, вот время летит! – восклицает Богданов. – Я хорошо ее помню. Прикольная, но нервов тебе помотала… Макс ещё к ней клеился. Да и Вадик неровно дышал. Они даже встречались какое-то время… – Олег сбивается, заметив, что я не расположен сейчас к ностальгии. – Ну, это после тебя уже было. Может, я, конечно, что-то путаю.
– Не путаешь, – согласно киваю, крепче сжимая пальцы.
– И что с ней? – стушевавшись под моим тяжёлым взглядом, осторожно уточняет Олег.
– Раз она в моем отделении, ответ очевиден. Или тебя точный диагноз интересует? – резко говорю я. Каждая мышца тела напряжена до онемения, несмотря на то что мне ещё утром казалось, что смогу взять личные эмоции под контроль. Видимо переоценил свой профессионализм.
– Саш, ты не бесись. Я же без злого умысла. О тебе волнуюсь.
– Обо мне не надо, – грубо отрезаю я. Перегибаю, знаю, но… бл*ь. – Я в порядке.
– Вижу, – хмыкает Богданов. – Какой прогноз?
– Шансы есть, но анамнез неутешительный, – через силу признаюсь я. – Острый лимфобластный лейкоз в возрасте семи лет, регресс в двенадцать, после операции по трансплантации костного мозга удалось достичь длительной ремиссии.
– Стоп, гематология же по моей части, – перебивает меня Богданов, озадаченно нахмурившись.
– Во время планового осмотра у Олеси обнаружили новообразования обоих яичников, – проигнорировав замечание друга, продолжаю я. – Полная диагностика подтвердила муцинозную карциному второй стадии. В Москве провели два курса химиотерапии, там же посоветовали перевезти ее к нам.
– Маковецкий?
– Он самый. Считает, что я справлюсь лучше, – сухо отвечаю на вопрос.
– Не забывает лучшего ученика, – комментирует посерьёзневшим тоном Олег. – Когда операция?
– Через неделю. Олеся меня еще не видела. Не самые приятные обстоятельства для встречи, – устало выдыхаю я. – Не уверен, что она правильно отреагирует.
– Ну дела, – задумчиво бормочет Олег, не сводя с моей физиономии внимательного взгляда. – Узнать, что тебя будет оперировать бывший – так себе новость. Я бы на ее месте тоже напрягся.
– У Олеси нет причин напрягаться, – возражаю я. – Мы разбежались без претензий.
– Это ты так думаешь, а что творится в голове у женщин – знают только они сами. Тем более Олеська твоя с жирнющими тараканами, – философски заключает Богданов.
– Не моя, Олег, – мрачно поправляю я, неподвижным взглядом уставившись на след от кольца на безымянном пальце.
– Майке сказал уже? Они же вроде знакомы, или я снова что-то
– Знакомы, – коротко киваю я. – Ты тоже Марине не треплись пока. У нас с Майей не лучшие времена, сам понимаешь.
– Понимаю, Сань. Что ты планируешь делать?
– Не знаю, – тряхнув головой, снова откидываюсь назад. – Честно, не знаю. Сейчас не до этого.
– Саш, не хочу навязывать тебе свое мнение, но ты бы помягче с Майей, – советует Олег. – Она старается, семью хочет, детишек, а ты то в больнице, то на учебе, то по конференциям мотаешься.
– Конечно, виноват, как обычно, я.
– Майка боится, что ты ее бросишь, если не родит. Это мне Марина на днях сказала. По большому секрету, – сообщает Олег. – Женился, мол, из-за ребенка, а ребенка нет.
Ох уж эти бабские сплетни. Америку, блин, открыл. Майя этой темой весь мой мозг съела. Я никогда не делал тайны из того, что женился на ней по залету. Причем сам процесс залета из памяти чудесным образом испарился.
Вообще, тупо все вышло. Когда она приперлась ко мне в Питер со «счастливой» новостью о своей беременности, я с горяча послал ее в долгое пешее путешествие, но Майя оказалась девушкой настырной, в чем я еще до «сюрприза» успел убедиться. Скрепя сердце, согласился на тест ДНК на ранних сроках, а после отпираться было бессмысленно. Поступил, как взрослый ответственный мужик. Раз ребенок мой, надо жениться. Расписались быстро и тихо, а через неделю у Майи открылось кровотечение. Беременность сохранить не удалось, а брак держится до сих пор. Такие вот дела.
– Ребенок, в ее представлении, является решением всех существующих проблем, – раздраженно отзываюсь я. – А мне ситуация видится совсем иначе.
– Саш, я тоже понимаю, чего она добивается. Не дурак. Баба она хваткая, держаться будет за тебя до последнего, – почесав подбородок, Богданов устремляет на меня сочувствующий взгляд. – Мда, не позавидуешь тебе, дружище.
– Не то слово, – взглянув на часы, я встаю из-за стола. – Ладно, надо идти.
– Привет передавать, наверное, не стоит, – печально замечает друг. – А Майке и правда лучше пока про Олесю не говорить. Иначе еще сильнее себя накрутит. Таким макаром и до маниакальной депрессии недалеко, а разгребать тебе.
– Утешил, друг, – мрачно ухмыляюсь я и уверенно выхожу в коридор.
Уверенность покидает меня буквально через пару минут. Замедлив шаг, я пытаюсь растянуть оставшееся расстояние, чтобы дать себе время собраться с мыслями, и вроде как получается. Вроде…, а на деле я долго стою перед дверью палаты Веснушки, не решаясь войти. В руках медкарта с подтвержденным диагнозом, в кармане чертов мандарин, который я зачем-то туда положил, хотя знаю, что цитрусовые Олесе категорически запрещены. Сейчас этот фрукт ассоциируется у меня с солнцем, источником жизни и надежды на то, что мне удастся ее вытащить из цепких раковых клещей.