Почти любовь
Шрифт:
– Ну… было дело, – подумав, кивает лохматой головой Вадим.
– Без претензий же? Я честно спросил, ты честно ответил. Поговорили по-мужски, друг друга поняли. Так?
– Так, – соглашается мой менее удачливый соперник. – Но вы же расстались, я ее у тебя не уводил и в отношения чужие не лез.
– Так и я не лез. Веснушка мне про тебя ни словом не обмолвилась. Я думал, что у вас всё уже, – спокойно поясняю я.
– Она сказала, что к французу от меня уходит, – удрученно мычит Вадим. – Врала, выходит?
– Леся этого француза не первый раз на арену выводит. Вот такая она, Вадик. В лоб
– Имеешь ты, а я опять в пролете, – огрызается Смоленский. – Три года, сука, коту под хвост. Я же все для нее… Всё! Я же к ней со всей душой…
– Верю, Вад, – сочувственно киваю я. – Но сам подумай, какой резон нам с тобой разборки из-за женщины устраивать, если решение уже принято? Она не передумает. Да и я не отпущу ее больше. Набегались, хватит.
– А я ее первый увидел, Сань, – гнусавым голосом тянет Вадик. Едва не плачет, бедолага. – Ты на нее тогда даже не смотрел, а я уже влюбился.
– Значит, надо было активнее как-то проявляться. Девчонки страдальцев не любят. Им решительность нужна, напор, а не романтические бредни, – пожав плечами, отвечаю я. – Прости, друг, но ты свой шанс упустил. От меня ты чего услышать хочешь?
– Я жить без нее не могу, – икнув, подвывает Смоленский. Черт, он по ходу реально слезу решил пустить. Все серьезно у мужика. Любовь всей жизни замуж за лучшего друга выходит. Как в скабрёзном анекдоте, бл*ь. – Вообще, не могу… Веришь? Ни жить, ни работать, ни думать ни о чем. Люблю я ее очень, Сань.
– Так и я люблю, Вадик. Давно люблю. Вы же сами видели, как меня на ней не по-детски клинило. Не изменилось ничего. Только окрепло. Я за нее любого загрызу, а тебя грызть жалко, Смоленский. Ты ни в чем не виноват.
– Третий лишний. Как в гребаном кино, – пьяно ухмыляется Вадим. – Куда мне с самим Кравцовым тягаться. Ты же у нас теперь звезда.
– Зря ты приехал, Вадим. Все наши разговоры ни к чему не приведут. Давай просто каждый пойдет своей дорогой, а жизнь рассудит и каждому раздаст по заслугам. Я тебе сочувствую и как друг, и вообще. Потому что сам побывал в твоей шкуре, но сам понимаешь, что на жалости далеко не уедешь.
– Ты, смотрю, в философы записался, – усмехнувшись, язвит Смоленский. – Но рано радуешься, дружище. Она и по тебе пройдется так, что места живого не останется. Помяни мое слово.
– Спасибо за свадебное пожелание. Я его запомню, – саркастично отзываюсь я и резко встаю с лавки. – Отвезти тебя?
– Сам доберусь, – отмахивается от моего щедрого предложения «бывший друг». Может, ему тоже Майкиного психолога подсунуть? Чем черт не шутит, вдруг и его от любовной горячки вылечит? Дурдом какой-то с этими бывшими, что у Олеси, что у меня. Может, мы сами в свою жизнь таких людей притягиваем? Что-то они в нас такое чувствуют и неосознанно прилипают намертво, что потом безболезненно не отодрать.
– На церемонии тебе делать нечего, Вадим. Будь мужиком, не порти Олесе праздник, – тонко намекаю на толстые обстоятельства.
– Не дрейфь, Кравцов. Не буду я больше ничего портить и мешаться у вас под ногами. Живите счастливо, –
– Сумеем, Вадик. Не сомневайся, – заверяю я. Смоленский благоразумно воздерживается от комментариев, хотя, судя по выражению его лица, ему есть что сказать вдогонку.
Я ухожу до того, как к Вадиму вернётся красноречие. Можно сказать, спасаюсь бегством, но исключительно из благих побуждений. На душе немного гаденько, но по крайней мере обошлось без рукоприкладства. Самое главное я ему донес. Надеюсь, что он меня услышал, а если нет, то это уже его проблемы.
– Добрый день, Александр Сергеевич. Вы не жену случайно ищите? – с вежливой обеспокоенной улыбкой интересуется услужливая девушка с ресепшн.
Представляю, каким безумцем я выглядел в глазах окружающих. Помятый, всклоченный, одержимо мечущийся по залу, как раненый дикий зверь, а отнюдь не счастливый молодожен, каким был еще вчера.
Не успев удивиться, как администратору удалось запомнить мое имя из списка других гостей, я рассеянно киваю, лихорадочно шаря горящим взглядом по просторной немноголюдной зоне регистрации с мягкими диванами и кофейными столиками, раздраженно натыкаясь на любопытные незнакомые лица.
– Она уехала? Когда? – я снова с тоской смотрю в миловидное лицо шатенки за стойкой ресепшн, готовясь к ответу, который окончательно меня уничтожит.
– Уехала? – хостес удивлённо вскинула брови. – Нет, она распорядилась, чтобы ваши чемоданы подготовили к отъезду и пошла на завтрак. Вы тоже еще успеете, если поторопитесь. Осталось двадцать минут. Такси заберет вас в половину двенадцатого и отвезет в аэропорт. Не забудьте проверить билеты и документы, – с милой улыбкой советует девушка.
Опешив и потеряв дар речи, я какое-то время потрясенно таращусь на администратора, ощущая, как земля под ногами снова обретает твердость. Меня накрывает лавиной облегчения вперемешку с горечью. Веснушка и не собиралась меня бросать. Черт, она просто пошла на завтрак, а я чуть с ума не сошел от тревоги, придумав себе целый Армагеддон, и едва не свел с ума ее родителей.
Признаться, об отпуске я думал меньше всего. Трагическая и внезапная гибель Смоленского выбила нас обоих из колеи, спутав все планы на ближайшее будущее. Я был уверен, что Леся откажется от путешествия. Устраивать пир во время чумы – это слишком для нее и для меня тоже. Но, с другой стороны, поездка в другой конец мира поможет нам отвлечься от разрушительных мыслей о том, что ни я, ни она не в силах изменить. Вероятно, Олеся пришла к точно таким же выводам, раз не отменила такси в аэропорт.
Все еще немного потерянный, я нахожу ее в опустевшем ресторане за крайним столиком у окна. Заметив меня, она робко улыбается, махнув рукой.
– Привет, жена, – заняв место напротив, изучающе оцениваю выражение ее лица и прихожу к выводу, что она на удивление неплохо выглядит, учитывая бессонную ночь и заставшую нас врасплох тяжелую новость.
– Привет, – без настроения здоровается Леся. – Ты как?
– Х*ево, малыш. Решил, что ты собрала манатки и свалила в неизвестном направлении, – не стесняясь выражений, в лоб говорю я.