Под алыми небесами
Шрифт:
– Что тут происходит? – спросил Пино.
– Они обыскивают дом, – ответил кто-то.
Пино знал, что не найдут там почти ничего ценного. Он видел, как горели документы. Пино до сих пор не мог прийти в себя от того зрелища – такой кипы горящих бумаг он и представить себе не мог. Его мозг искал убежища от ужаса, который охватывал его при мысли об убитом родственнике, и спасался в размышлениях о том, что могло быть в тех сожженных документах. И какие бумаги они оставили и почему.
Он подумал о Лейерсе, каким видел его два дня назад. Генерал просил его вернуться в
Подумав, что Лейерс мог оставить какие-нибудь разоблачительные документы в квартире Долли, Пино собрался, мысли о Марио отошли на второй план.
Квартира Долли была всего в нескольких кварталах, на Виа Данте. Он должен побывать там, прежде чем пойти домой и рассказать отцу о Марио. Он найдет бумаги, отдаст их майору Кнебелю. На основании этих бумаг и того, что он знает о Лейерсе, получится неплохая история. Пино и Кнебель поведают миру о генерале и «принудительном труде», о том, как этот фараоновский надсмотрщик доводил людей до смерти.
Двадцать минут спустя Пино поднялся по ступеням крыльца, прошел мимо старухи, которая подмигнула ему за линзами очков, и дальше по лестнице в квартиру Долли.
– Кто тут? – раздался старческий голос ему вслед.
– Старый друг, синьора Пластино, – сказал Пино, не останавливаясь.
Дверь в квартиру Долли была выломана и висела на петлях. Чемоданы и коробки лежали раскрытые, их содержимое было разбросано по полу.
Пино охватила паника.
– Анна? Долли?
Он прошел на кухню, увидел разбитые тарелки, опустошенные шкафы. Его трясло, ему казалось, что сейчас его снова вырвет, когда он подошел к комнате Анны и отворил дверь. Матрас был скинут с кровати. Ящики и шкафчики открыты и пусты.
Потом он увидел что-то торчащее из-под матраса, нагнулся, потащил. Изящная сумочка, которую его дядя подарил Анне на Рождество. Он услышал ее голос: «У меня за всю жизнь не было такого замечательного подарка. Я с ним никогда не расстанусь».
Где она? В голове у Пино запульсировало. Когда она уехала – два, три дня назад? Что случилось? Она бы никогда не оставила сумочку.
Он понял, кто даст ему ответ. Бегом спустился по лестнице, тяжело дыша, подбежал к старухе:
– Что случилось с квартирой Долли? Где она? Где ее горничная – Анна?
За толстыми линзами глаза старухи показались в два раза больше обычного размера, когда холодная, довольная улыбка искривила ее губы.
– Вчера вечером забрали этих немецких шлюх, – прокудахтала старуха. – Видели бы вы, сколько из этого гнезда разврата всяких вещей вынесли. И вслух-то эти вещи назвать нельзя.
Растерянность Пино перешла в ужас:
– Куда их увели? Кто?
Синьора Пластино прищурилась, подалась вперед, разглядывая его. Пино грубо схватил ее за руку:
– Куда?
Старуха прошипела:
– Я тебя знаю. Ты один из них!
Пино отпустил ее, отступил.
– Нацист! – закричала она. – Он нацист! Здесь нацист!
5
Пино
– Остановите его! Он предатель! Нацист! Друг немецких шлюх!
Пино бежал со всех ног, чтобы не слышать визгливых криков старухи. Наконец он остановился, прислонился к стене, чувствуя себя растерянным, оцепеневшим и испуганным.
«Анну и Доли увели», – подумал он, ощущая страх, который грозил лишить его способности думать.
Но куда? И кто мог их увести? Партизаны? Он в этом не сомневался.
Пино мог обратиться к партизанам, но станут ли они его слушать? Станут, он покажет им письмо, которое получил, когда привез Лейерса. Он порылся в карманах. Письма там не было. Порылся еще раз – ничего. Что ж, ему придется так или иначе найти командира партизан в Милане. Но без письма они могут решить, что он коллаборационист, потому что знаком с Долли и Анной, и он, таким образом, подвергнет себя опасности. Ему требовалась помощь. Ему нужен был дядя Альберт. Он найдет его, пусть тот воспользуется своими связями…
Пино услышал голоса вдалеке, которых не мог разобрать. Но крики становились громче, все больше голосов, больше неистовства, и Пино почувствовал себя еще более растерянным. По причине, которую он не мог объяснить, он бросился бежать не к дому, а на крики, словно эти голоса звали его. Он петлял по улицам, ориентируясь на громкие звуки, и наконец понял, что они исходят из парка Семпионе, из Кастелло Сфорцеско, где они с Анной гуляли в тот снежный день, когда видели воронов.
То ли с похмелья, то ли от усталости, то ли от парализующего страха при мысли о том, что Анну увели, то ли от сочетания всех трех причин он вдруг почувствовал, что теряет равновесие, будто сейчас ноги подкосятся и он упадет. Время, казалось, замедлилось. Каждое мгновение словно выпадало из реальности, как было на кладбище, откуда он забирал тело Габриеллы Роки.
Только теперь чувства Пино, казалось, отключались, сначала слух, потом вкус и осязание, наконец осталось только зрение, и он, пошатываясь, шел мимо сухого фонтана к опущенному подъемному мосту над пустым рвом к арке главного входа в средневековую крепость.
Впереди Пино двигалась толпа людей, которые прошли по мосту, а теперь протискивались через ворота. Сзади напирали все новые люди, толкали его, их лица горели от возбуждения. Он знал, что они все кричат и шутят, но не понимал ни слова, продвигаясь вперед с толпой. Он поднял голову. В сверкающем голубом небе над разбомбленными башнями снова кружили вoроны.
Пино смотрел на птиц, пока не оказался у самого входа. Потом кто-то протолкнул его внутрь на громадный, в кратерах, двор, обжигаемый солнцем, двор тянулся метров на сто до второй крепостной стены – менее высокой, в три этажа, – с бойницами, из которых средневековые лучники обстреливали врагов. На открытом пространстве между двумя крепостными стенами стало посвободней, люди спешили, обгоняя Пино, к сотням других, напирающих на вооруженных партизан, оцепивших одну четверть двора. Они стояли спиной к Кастелло Сфорцеско.