Под девятой сосной в чистом поле
Шрифт:
Мы улеглись и стали наблюдать. Видно отсюда было здорово. Все как на ладони. Дачный поселок с огоньками в окнах. Церковь на горе. Дальний лес. Темная, извилистая полоска реки. Уснувший пруд.
Ночь становилась все глубже и глубже. Поселок погружался в сон - все стихло, огоньки в домах погасли. Дачники ложатся пораньше. Чтобы пораньше встать и взяться за грабли, лопаты и топоры.
– Жестковато, - проворчал Алешка.
– Завтра, Дим, оборудуешь здесь наблюдательный пункт. Поудобнее.
– Ага.
– Я зевнул
– Телевизор с видачком притащу. Плеер. Банку с вареньем. Кастрюльку с макаронами.
– Не зевай так смачно, - попросил Алешка, не обращая внимания на мою насмешку.
– Зевота, Дим, кто-то сказал, очень заразительна.
– И зевнул так, что даже зубами лязгнул.
Из-за церкви поднялась красная луна. И на ее фоне что-то беспорядочно замелькало. Какая-то шустрая мелочь.
– Жулики, что ли?
– Я положил голову на руки. Глаза слипались.
– Летучие мыши, - объяснил Алешка.
– Они на колокольне живут. Мне дед Савелич показывал.
Во! Он уже успел и с дедом подружиться, и на колокольню слазить.
– …Такие симпатичные, Дим, - продолжал Алешка.
– Хватит зевать! Висят себе в уголочке, среди паутины, крылышки подобрали… А мордочки у них, Дим, как у маленьких поросят.
Мне эта любовь к мышкам и лягушкам, мягко говоря, не понятна. У меня от них мурашки по спине бегают. От неприязни. У Лешки - мурашки тоже бегают. Но от восторга.
А летучих мышек становилось все больше и больше. Вот уже такое стадо образовалось, что заслонило собой красную луну. Стало мне совсем темно. И я уже больше не зевал. Зеваешь, когда спать хочется. А я уже, оказывается, вовсю удовлетворял свою потребность в глубоком здоровом сне на свежем воздухе. Да на ватном одеяле.
Но я этого еще не знал. А узнал, когда Алешка чувствительно ткнул меня в бок и жарко прошептал:
– Вот он! Пошли!
Я открыл глаза. Луна была уже совсем в другом месте, и не красная, а ослепительно белая.
– Ты чего?
– буркнул я.
– Дим, он там! В церкви! Я видел - там на секундочку фонарик сверкнул. Пошли!
– И он потянул меня к лестнице.
– Дубинку захвати! Пригодится.
Мы скатились с чердака, выскочили за калитку и побежали к церкви, спотыкаясь в темноте.
– Не пыхти!
– шепнул Алешка.
– Спугнешь.
По мне уж лучше спугнуть. Пока нас самих не спугнули.
– Я гляжу, Дим, - рассказывал на бегу Алешка, - и ничего не вижу. Вдруг у двери фонарик сверкнул. И опять темнота. А потом внутри он опять на секундочку зажегся. Тихо! Оставайся здесь, будешь меня подстраховывать. Если что - дубинкой по башке.
– Кого?
– удивился я.
– Тебя?
Алешка прыснул в кулак - будто мышка чихнула.
– Кто подвернется. Потом разберемся. Стой здесь.
Он бесшумно поднялся по ступеням к двери, прислушался и тихонько задвинул засов.
– Все! Попался!
– Кто?
– Жулик -
Участковый жил неподалеку, на краю дачного поселка. Там стоял такой двойной дом - в одной половине была комната участкового для приема населения, а в другой жил он сам, со своей семьей в виде молодой жены по имени Катерина. В обеих половинах было темно.
Я постучал в жилое окошко. В доме вспыхнул свет и послышался сонный женский голос:
– Кто там?
– Дядю Андрея позовите, - сказал я.
– Очень нужно!
Окно распахнулось, и в нем появилась женщина в халате.
– А его нет. Он на задании.
Вот это да! А что делать-то?
И я помчался обратно к церкви. И по дороге догнал Алешку и дядю Леню в цветастой пижаме и домашних тапочках. Они трусили рядом, как два дружных бегуна на дальние дистанции.
– Молодец, Алексий!
– хвалил его на бегу дядя Леня.
– Сейчас мы его схватим. Дим, а где участковый? Разбудил его?
– Он на задании.
– Я пристроился к ним сзади. Как третий дружный марафонец.
– Нужно звонить в милицию.
– А!
– дядя Леня затормозил так, что я чуть не налетел на него.
– Бежим обратно. За мобильником.
Развернулись. Побежали обратно. Разговаривая на ходу. Лешка и Леня все время на полном бегу оборачивались ко мне с разными репликами. И в конце концов они на этом полном ходу врезались в тракторный прицеп, который прямо на дороге оставил на ночь нерадивый тракторист Шурик. А я не налетел, я вперед смотрел, назад не оглядывался.
– У тебя что?
– спросил отец Леонид Алешку, вставая и потирая лоб.
– У меня шишка.
– У меня коленка на ноге, - сказал Алешка.
– Дим, а у тебя?
«У меня голова на плечах», - хотелось мне ответить, но я сдержался и только вздохнул.
– Не будем тревожить матушку, - сказал отец Леонид возле своего дома.
– Сейчас я вынесу телефон.
– Да, - посочувствовал Алешка, - пусть мирно спит старушка.
– Почему старушка?
– с обидой удивился отец Леонид, он даже остановился на крыльце.
– Матушка на пять лет меня моложе.
– И скрылся за дверью.
Алешка так вытаращил глаза, что я это даже в темноте разглядел, и повернулся ко мне:
– Как, Дим? Матушка моложе сыночка? Так бывает, что ли?
Я пожал плечами:
– Ты у него спроси, откуда я знаю? Может, она его усыновила.
Тут появился отец Леонид, все в той же цветастой пижаме, очень красивой под лунным светом. И стал так орать в мобильник, что его молодая приемная матушка, наверное, подскочила в постели. И зажала уши. Или сунула голову под подушку.
– Сейчас приедут, - сказал нам отец Леонид.
– Велели ждать здесь и приказали: «К объекту не приближаться. Преступник может быть вооружен».