Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
— Как знать. Будет надобность, загляну, одначе. Да, вот што, Николай Иванович, не уважил бы ты нашу со старухой просьбу? В который раз говорить с тобой собираюсь… — неожиданно для самого себя начал Андрон.
— Что такое?
— Перебирайся ко мне на жительство, — потеплевшим голосом предложил Андрон. — Чистая половина избы пустует. На безлюдье-то тошно. А мы уж со старухой как рады были бы! И ей-то было бы за кем присмотреть, прибрать. Сварить опять же вроде бы на семью. И потом еще одно дело, — тише уже продолжал Андрон Савельевич, — насчет Фильки.
— Что? — одними
— Мыслится мне, взять их в одном месте можно. Недалеко оно…
Валерка на лыжах бежал по лесу. Федька с Еким- кой вперед укатили, а он отстал, — петля у него оборвалась. Пока чинил, тех и голосов не слышно. Лыжню они прокладывали на десять километров. Начало темнеть.
Срезал Валерка крюк, хотел напрямик через овраг перебраться. Вон и хутор Ермилов виднеется. За хутором дорога наезженная. И всё под горку.
Катится он по склону, палками снежные шапки с лапок еловых сшибает. Мороз к ночи крепче. Разогнался Валерка. С маху на просеку вылетел — и прямо лыжами на человека. Над самым обрывом в камнях Андрон затаился.
— Цыц! — прошипел бородач и в тот же момент прихватил рукой парня, вдавил в снег. — Цыц!..
Сам приподнялся, шею вытянул, выглянул из-за камня; что там, внизу, Валерке не видно.
— Волки, дядя Андрон?
— Оне, — так же чуть слышно ответил Андрон. Повернулся, сполз с камня. — Ты вот што, парень… Единым махом домой! Вот што отцу-то скажешь: мол, Андрон на месте. Мужиков собирал бы и сразу ко мне. Понял? На хутор не заходи. И обратно так же. Пошел!
Овраг обложили. Валерка опять к обрыву протиснулся.
— Ты, Николай Иванович, тут оставайся, — говорил Андрон вполголоса, — тебе, Карп, на ту сторону, мы с Романом в овраг спустимся. Сейчас там Филька да староста в землянке-то, Пашаня ушел. Хутор-то, вон он, рукой подать. Тепленького возьмем.
— И смотри ты, как ловко придумано! — продолжал он тут же. — Землянка, видать, вырыта загодя. А следов бы не оставалось — по доске с камня на камень перебираются; видел я, как этот конопатый уходил. А дальше там родничок, в любые морозы не замерзнет. И тропка к нему с хутора. И тем хорошо, и этим: прошел и доску за собой утянул. Умно, ничего не скажешь! Вот куда они сруб-то готовили, Николай Иваныч! К этому самому родничку. Вот он где, а мы в Кизган-Таше да на Большой Горе искали!
Еще посоветовались, каждый на свое место направился. Учитель остался у камня, с ружьем наготове.
— Спят, должно, чего им бояться-то! — усмехнулся Андрон. — Ну ладно, пошли, Роман Василич. Стало быть, так: разом дверь вышибаем… А ты, Николай Иванович, смотри. Побежит кто яром — бей сверху! Ну… с богом! — сам себя напутствовал Андрон и первым начал спускаться по глубокому снежному наплыву. Председатель колхоза следом. Наган у него в руке.
Луна повисла над лесом. Огромная, медленно всплывала она над вершинами заснеженных сосен. На снегу легли синие тени. Осторожно пробирался Андрон по дну оврага. Проваливаясь по колено в рыхлом снегу, подошел к землянке. Врыта она в каменистый яр, с боков пнями завалена. Окон нет, только узкий лаз — расселина меж камнями.
Постоял Андрон возле лаза, головой покачал, повернулся к Роману. Знаком велел ему отойти назад.
Шагов на двадцать вниз по оврагу спустились, махнули рукой Николаю Ивановичу. Тот к ним подошел:
— Ну что?
— Мудрено… Двери наружной нет. Лаз меж камнями. Вдвоем не протиснуться, — разводил руками Андрон. — Одному никак неспособно: разом салазки свернут.
Говоря это, Андрон передвинулся еще на полшага и намеревался присесть на кучу валежника. И провалился, рухнул по пояс в снег. Выбрался — яма под снегом.
— Выбрали же местечко, — гудел лесовик. — Тут всё оно в ямах. При царизме еще дурень какой-то золотишко искал. Давай, одначе, решать, Николай Иваныч…
Семья хуторянина Пашани за столом сидела. Ребятишки из чугунка картошку таскали, капустным рассолом прихлебывали. Пятеро их у Пашани, набольшему пятнадцатый год, остальные — девчонки и все мал мала меньше, а Дарья шестым последние дни ходит. Гора горой от печки к столу передвигается, в словах на истошный визг срывается:
— Жрите вы, окаянные! Передохнуть не можете… Ты куда, оглашенная, с ногами на стол-то лезешь?! — стукнула меньшую ложкой по лбу. — Сказано: нету! Те еще двое, жеребцы некладеные!..
— Тихо ты! — огрызнулся на жену Пашаня, покосился на сопливую застолицу. — Они тебя в момент под монастырь подведут.
— А мне всё едино, сгорело бы всё оно! — принялась за свое Дарья. — Невмоготу мне больше! Вот святая икона, пойду в сельсовет или к тому же учителю. Сама всё выложу! Ну, куда это гоже: в зиму все босиком остались, а ты их кормишь?! Ночи все как на иголках!
На крылечке шаги послышались. Кто-то шарит рукой за дверью. И еще слышно — двое следом поднимаются по приступкам. Побелела Дарья, так глаза у нее и округлились. Пашаня — ногу на ногу, закуривать принялся, а у самого пальцы трясутся.
— Чай с сахаром! — гулко приветствовал Андрон заробевшего хозяина. — Поздненько, одначе, сумерничаете! — Шапкой смахнул с валенок снег, выпрямился. За Андроном учитель вошел и председатель колхоза. Ружье за спиною у одного, другой руку из кармана не вынимает. Засосало под ложечкой у Пашани.
— С чем пожаловали, люди добрые? — спросил заикаясь.
— Да вот шли мимоходом, — ответил за всех Андрон, — я и говорю Николаю-то Иванычу: зайдем, мол, на огонек. Скажем заодно, што Карп-то Данилыч давно, мол, ему затвор справил. От берданки…
Пашаня огнем цигарку в рот сунул:
— Какой затвор? Какая берданка?! Ни сном ни духом не ведаю про такое!
— Ну как же «ни сном ни духом»? Мишатка твой што кузнецу говорил? «Зайцев тьма развелось, яблони точат!» Обошли мы кругом — нету в саду следов заячьих. И в овраге нет. По доске они у тебя, што ли, прыгать приучены?
Затряслись у Пашани ноги, глаза дикими стали. Дарья губу в кровь прикусила.
— Ну? Чево молчишь?! — сурово спросил Андрон хозяина. — Веди, показывай! Да упредить не вздумай: первая пуля тебе!