Под грязью - пустота
Шрифт:
Ружье переломилось, Жлоб, не сводя глаз с пистолета, вынул пустые гильзы.
– Брось ружье, идиот! Брось!
Новые патроны легко скользнули в ружье.
– Брось!
Ружье щелкнуло, закрываясь.
Грохот.
Тихий, по сравнению с тем, как грохотало его ружье. Жмот почувствовал удар в грудь, шагнул назад, чтобы удержать равновесие. Стал поднимать ружье.
Еще выстрел, снова удар в грудь, но теперь его удержала стена. Стволы все никак не могли нащупать силуэт на пороге.
Выстрел. Огненной
Где же батя? Где он? Жмот поднял ружье снова. Удар в грудь. Силуэт приблизился вплотную.
Батя!
– Батя! – протянул Жмот. У него не получалось навести ружье. Оно было слишком тяжелым. Что-то рвануло ружье из рук. Не сильно, Жмот удержал его. Нажал на спуск. Выстрел.
Он больше не допустит ошибки, он не станет стрелять разом из обоих стволов. Тень перед глазами шарахнулась.
– Батя! – снова закричал Жлоб.
Ему было больно. И он не мог попасть в зверя.
– Батя! Помоги.
Тень снова встала перед Жмотом. Убить! Сил поднять ружье уже не было, палец снова нащупал спуск и потянул его. Ружье выстрелило и вырвалось из рук.
– Батя!
Сын лесника сидел на полу. Гаврилин всадил в него уже три пули, но парень все еще был жив. И даже не выпустил из рук ружья.
Из ран на груди и в животе текла кровь, окрашивая в темно-вишневый цвет светлую рубаху. Широко раскрытые глаза незряче смотрели перед собой.
– Батя! – простонал сидящий на полу.
Гаврилин наклонился, чтобы отобрать ружье. Потянул за ствол и чуть не поплатился. Ружье выстрелило перед самым лицом. Жар, грохот. Гаврилин неловко метнулся в сторону, оглохнув, захлебываясь пороховыми газами и болью.
Обожгло щеку. Заряд картечи разнес вдребезги стекло буфета, стоявшего напротив.
Хватит! Гаврилин хотел крикнуть это, но только всхлипнул. Словно рыдания сдавили его горло. Хватит, хватит, хватит!
– Батя! – просипел сидящий на полу. Из уголков рта потекли две тонкие струйки крови, и лицо стало похоже на кукольное. Глаза раненого остановились, зрачки расширились.
Хватит! Гаврилин наклонился к нему, чтобы тряхнуть, чтобы заставить его прекратить… Что? Что он теперь мог прекратить?
– Батя! Помоги…
Прекрати! Хватит! Прекрати!
Нужно остановить все это. Нужно остановить кровь, нужно остановить смерти. Нужно…
И снова грохот выстрела. Где-то под ногами. И выстрел словно прорвал что-то внутри Гаврилина.
Разум словно провалился в трясину. Действовало тело. Пистолет был всего в нескольких сантиметрах от лица сына лесника, когда палец Гаврилина сам нажал на спуск.
Ярко красный всплеск, багровая жижа выплеснулась на стену, на руки, на лицо Гаврилина.
Вторая пуля, третья, брызги, клочья плоти и осколки кости…
Палец все жал и жал на спуск, но патронов уже не было, ствольная коробка отъехала назад, обнажая ствол.
Гаврилин задыхался. Пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. Гаврилину показалось, что он смотрит на дергающееся тело умирающего откуда-то с большой высоты.
Куда-то ушли все звуки. Бесшумно ноги скребли по полу, бесшумно скрюченные пальцы скользили по темному ложу ружья, бесшумно стекали темные сгустки по стене.
Тело продолжало действовать. Руки вытащили из рукояти пистолета пустую обойму, засунули ее в карман – нужно отдать сержанту – новая обойма бесшумно вошла в рукоять пистолета, бесшумно вернулся затвор на место.
Гаврилин сунул пистолет за пояс, наклонился, взял из мертвой руки ружье. Мертвые пальцы дернулись, коснулись его руки, и Гаврилин отстраненно удивился, что тело сына лесника продолжает жить после того, как угасло сознание.
Руки Гаврилина сгребли со стола патроны, сунули их в карманы куртки, два патрона ловко загнали в стволы. Гаврилин понимал, что все это делает он, но одновременно с этим знал, что не хочет этого делать, что он хочет только одного – умереть. Прекратить это…
И все-таки он действовал быстро и ловко. Словно все было отрепетировано заранее. Или все это было заложено в него годами занятий?
Дверь на крыльцо легко распахнулась от удара ноги. Что-то шевельнулось в глубине двора. Почти неразличимое из-за резкой перемены освещения. Ружье в руках Гаврилина выстрелило будто самостоятельно. Огненный сноп перечеркнул темноту.
Ноги почти не держали, и Гаврилин буквально скатился по ступенькам.
Темнота ответила двумя выстрелами. Что-то ударило в стену над самой головой Гаврилина, но он даже не пригнулся.
Кто-то приехал, сказал себе Гаврилин. Люди Краба успели приехать раньше.
Гаврилин снова нажал на спуск ружья, прижимая его приклад к бедру. Он даже не пытался попасть. Просто тело выполняло свою работу.
– Нолик!
Нолик? Он уже слышал эту кличку. В подвале. Нолик. Хруст костей. Ругань. Извини. С глазом не получилось! Теперь он пришел за ним? Теперь Краб прислал его за Гаврилиным?
Тело разом ослабло, и Гаврилин чуть не упал. Все.
Все.
Возле калитки что-то случилось. Кто-то истошно закричал. Гаврилин слышал этот крик, понимал, что человек кричит от боли и ужаса, слышал и остервенелое рычание собаки, но ничего больше не шевельнулось у него в душе.
Для него уже все равно. Гаврилин шагнул в сторону, держась правой рукой за стену. Стоп. В правой руке у него было ружье. А теперь его нет. Ну и черт…
Нужно поднять. Гаврилин попытался наклониться, перед глазами засветился рой назойливо жужжащих светляков. Пришлось стать на колени.