Под каблуком у синего ботинка

Южина Маргарита

– Хотим узнать, зачем это ты на Агафью покушался? – спросил Акакий.

– Очень интересно, расскажи, не стесняйся, – поддержала Агафья.

– Ну… мне сказали, я и сделал…

– Кто сказал? – допытывался Акакий Игоревич.

– Катя.

– Какая Катя?

– Белкина.

– Да что он – издевается?! Сколько же можно по словечку вытягивать?! Сейчас как тресну кулаком, он у меня запоет, а не то что заговорит! – взорвался Жора. – Быстро рассказывай, с чего и как вам вздумалось старуху… пардон, женщину убивать?!

Роман заерзал на диване и нехотя заговорил. Сначала он еще немного смущался от такого пристального

внимания, а потом очень скоро освоился, и его уже не надо было подгонять.

Долгое время Роман вместе с родителями, с младшей сестрой и со старенькой бабушкой проживали в деревне. Деревушка чахла. Постоянные перебои с электричеством, в магазинах только дорогие и ненужные товары, по телевизору две программы с трудом пробивались через вечную рябь, и тебе ни работы, ни развлечений. Только и происшествий, если у кого сарай загорится да пьяный мужик бабу по дворам погоняет. А пили в деревушке сильно. Вот и решила мать Ромкина отца – Николая – из этого болота утянуть.

Когда парнишке стукнуло пятнадцать, собрала мать их нехитрые вещички, да подались они с отцом в город. Сестренку и самого Ромку у бабки оставили, пока место не подыщут. Долго искали, за это время Ромка с сестрой и голода хватили, и холода. Хотя, как бабка говорила, если хлеб да молоко есть – это еще не голод. У Ромки это молоко уже в печенках сидело. А бабка только ворчала и запрещала родителям на жизнь жаловаться, пусть, дескать, устраиваются спокойно. Вообще, бабушка была довольно шустрой. На огороде работала, как молодая, картошку копала, как трактор, – утром свою, а как стемнеет – и соседской не брезговала, детей обстирывала, чистоту блюла. Ромка ночью выбежит по нужде, вернется, глядь, а кровать уже заправлена. И когда спала? Через три года родители объявились и забрали детишек в город. Они и бабку звали, но старуха наотрез отказалась. И наступила для Ромки жизнь городская.

Жили все вчетвером в общежитии, в двух комнатках, по-царски. Парень целый год привыкал – машин боялся, они здесь чумные какие-то, в магазинах по часу стоял, не знал, что выбрать, одеваться по-городскому старался. В общем, очень скоро парень стал нормальным городским жителем. Ну, во всяком случае, на него теперь пальцем не показывали. Все бы хорошо, и друзья появились, но вот с девчонками Роман так и не научился общаться. Что здесь были за девчонки! У них в деревне, кроме сестры Лидки, и девчат-то не было, а здесь прямо как на подбор – все худые, с голыми животами, волосы распущенные, просто киноартистки! Разве к такой подойдешь! Пока Роман мучился, отец успешно пристроился швейцаром в клубе «У Агафьи». Стал столько получать, что появилась надежда выбраться из общаги и прикупить себе когда-нибудь собственную квартиру. А как только представился случай, отец и сына в клуб пристроил. Роман работал на совесть. И вот однажды он увидел ее. Она была вся такая легкая, беленькая, как перышко из бабушкиной подушки.

– Как бабочка-капустница… – думая о чем-то о своем, подсказал Акакий.

– Ну да, точно! – затряс головой Роман и продолжал: – Звали ее Катя. Когда Роман узнал, что она будет работать здесь же горничной, счастливей его не было никого на свете. Он даже не надеялся, что поближе познакомится с ней когда-нибудь. Зато уж сможет видеть ее каждый день! И наконец наступил тот сказочный день, когда Катерина сама к нему обратилась. Она попросила то ли гвоздь вколотить, то ли выдрать

этот самый гвоздь, он уже и не помнит. Конечно, он красавице помог, а потом и отважился на первую свою речь:

– Ты… это… ежели тебе чево надо, токо скажи, я завсегда… Я за ради тебя отца родного не пожалею.

– Отца говоришь? – усмехнулась девчонка. – Зачем такие жертвы? Ты вот «за ради меня» говорить правильно научись. Тебе это и самому пригодится.

Парень не обиделся, а уселся за книги. Когда Катя увидела, чем он занят в свободное время, сама стала ему помогать, но только так, чтобы никто не видел. Рома понимал – конечно, ей с таким неотесанным неловко при людях, а вот когда он поумнеет… И он тоже не стал вздыхать по Катерине принародно. Тайком встречались. А через месяц он уже, как честный человек, позвал ее замуж. Катерина только рассмеялась. Она, конечно, утверждала, что его любит, но обстоятельства, мол, складываются так, что пока со свадьбой придется повременить. Она, дескать, сама скажет, когда будет можно. Роман ничего не спрашивал, он просто был счастлив. Ну и понятное дело, для любимой был готов на все. Он, ничего не спрашивая, выполнял все, что она его просила. И даже когда зашла речь об убийстве старой хозяйки клуба, он только нахмурился.

– Ты не хочешь этого делать? – нежно, с пониманием спросила Катя, усевшись у него в ногах. Роман растаял.

– Катенька, ты куда-то ввязалась, да? – только прошептал он.

– Да, милый, и теперь развязываюсь. Ты себе представить не можешь, какой страшный человек эта Агафья! Она стольких людей погубила, мы должны от нее избавить мир. А иначе… А иначе я никогда не смогу выйти за тебя замуж! Это так бесчеловечно – идти под венец, когда такой мучитель, как Агафья, гуляет на свободе. Мы должны.

И Роман ей поверил. Он верил всему, что говорила Катя. Он просто потерял голову. А когда стал понимать, что завяз, он уже без Кати не мог даже дышать.

– Так это вы приходили тогда из воды? – вспомнил Акакий.

– Конечно. Если бы не вы, Агафьи уже не было бы.

– Черкните где-нибудь, Агафья Эдуардовна, чтобы не забыли потом мне жалованья прибавить, – скороговоркой подсказал Акакий Игоревич хозяйке клуба. – Только я понять не могу, как же ты успел? Ты же первый прибежал, когда шумиха поднялась?

Роман посмотрел на Акакия, точно на неразумное дитя, и ласково пояснил:

– Потому и первый, переодеться – пара минут, а потом уже – дело скорости. Да, кстати, там не так мало времени было. Это вам сейчас кажется, что прошла одна минута, а на самом деле там только вас, Акакий Игоревич, полчаса в чувство приводили – то ли пьяны вы были в умотину, то ли просто так струхнули… Вот я и подсуетился, пользуясь случаем. Мне же надо было, чтобы ни одна холера меня не заподозрила. Так и получилось.

– Ты это… с холерой-то поаккуратнее! – рявкнул Жора, и Роман снова превратился в пай-мальчика.

– А башмаки – тоже вы? – спросила Клавдия.

– Да, и башмаки я.

– А для чего?!

– Не знаю, так сказала Катя.

– Ну хорошо, а кто саму Катерину Белкину отравил, неужели тоже вы? – удивился Жора.

– Да как же у вас язык-то повернулся?! – вскочил Роман и забегал по комнате. – Да если бы я знал, кто это сотворил, я бы сам его… вот этими вот руками…

Клавдия тихонько усмехнулась, потом подождала, когда Рома вдоволь набегается, и вкрадчиво спросила: