Под кодовым названием «Эдельвейс»
Шрифт:
— Я не стрелял, господин штурмбанфюрер. Можно же проверить — я с вечера почистил винтовку и не сделал из нее ни одного выстрела.
— Тогда кто же стрелял?
— Вообще никто не стрелял, — пожал плечами полицай. — Ночь прошла спокойно…
— Ти опьять отшень любишь шютка шютиль, За–зрой, — не удержался Функель, — Ти не стреляйт, никто не стреляйт, а Мюллер застреляйт. На твой пост застреляйт, Зазрой!
Лихорадочные мысли метались в голове Кристины Бергер. Не возникало никакого сомнения в том, что вот сейчас Хейниш минута за минутой,
— Господин Хейниш, позвольте мне сказать. Возможно, зто будет важно для хода следствия.
— О, безусловно, фрейлейн! — начальник СД весь превратился во внимание.
— Вчера вечером, когда я, идя со службы, поравнялась с офицерской столовой, меня встретил обер–лейтенант Мюллер и предложил подвезти домой. Я согласилась с благодарностью. Так что, когда он возвращался…
— Когда вы ушли со службы?
— В начале одиннадцатого. Минут пятнадцать, не больше.
— А когда прибыли домой?
— Когда я вошла в комнату, был как раз одиннадцатый час.
— Мюллер зашел к вам?
— О нет! Он сильно выпил, а мне не желательно усложнять отношения с господами офицерами… Он проводил меня до калитки и уехал.
Хейниш задумчиво вставил карандаш в мраморную конусообразную подставку, которая щетинилась отточенными грифелями. «Если ей верить, то Мюллер убит между одиннадцатью и двенадцатью часами. Но полицай твердит, что видел его живым еще в полночь!..»
— Зазрой, ты уверен, что в машине за рулем был Мюллер? — настаивал штурмбанфюрер.
— Так точно! Мюллер лег спать, и вот, — полицай растерянно опустил голову, — не поднялся…
— Ты сделал попытку разбудить его?
— Нет… Я заглянул в машину. Они укрылись с головой, но на рукаве шинели я узнал металлический знак, какой изо всех офицеров носили только они. На рассвете я позвонил господину коменданту…
— В камеру! — махнул Хейниш рукой в сторону Зазроева, — Вы тоже, фрейлейн, можете идти, однако не покидайте своего служебного места, — Он проводил ее взглядом и только потом взял телефонную трубку. — Кеслер? Что успели?
— Кое–что прояснилось, господин штурмбанфюрер!
— Почему вы тянете с докладом?
— Как раз собрался… Докладываю: экспертиза подтверждает предварительные данные. Мюллер убит около полуночи. Убийство произошло не в машине. Вероятнее всего — в помещении, так как стреляли в спину, а пулевого отверстия на шинели нет.
— Интересно… Спасибо, Кеслер! — Хейниш положил трубку, — Майер!
— Слушаю, господин штурмбанфюрер.
—
— Вы считаете, что Кристина Бергер… — осторожно начал Вилли.
— Я ничего не считаю. Я лишь уточняю факты, которые, безусловно, имели место. Вот что, Вилли. Езжайте за «Эсмеральдой». Она живет рядом с Бергер. И значит, должна была кое–что заметить, если старательно выполняет свои обязанности…
В квартире «Эсмеральды», тайного агента СД, царил типично послекутежный беспорядок. Сама она, взлохмаченная, с размазанной по лицу помадой, лежала под одеялом и едва соображала. Смотрела на Майера опухшими от ночного кутежа глазами.
— Очень извиняюсь, господин Майер, — силилась она что–то пояснить на ломаном немецком языке, — здесь все так… в беспорядке… неуютно… Извините, я не ожидала такого раннего визита…
— А мне все равно, — снисходительно ответил Вилли. — Скажите–ка лучше, какое стихийное бедствие вас постигло? На мой взгляд, произошло, по меньшей мере, многобалльное землетрясение.
— Не совсем, господин Майер, просто житейский вихрь занес ко мне вечером сразу двух красавчиков, жадно истосковавшихся по женскому теплу… Ой, головушка моя!..
— Кто они, если не секрет?
— От вас, Вилли? Секрета нет, но черт их знает… Ехали на передовую и вот — отдохнули…
— Звания? Хоть знаки различия запомнили?
— Кажется, гауптман и лейтенант…
— Может, обер — лейтенант?
— Возможно, вы же знаете, я в этом не очень разбираюсь…
— Зато в другом…
— О, Вилли! Неужели?.. Обратите внимание, я до сих пор в постели…
— Не кажется ли вам, что вы слишком широко понимаете свои обязанности перед рейхом?
— Ну тогда хоть подайте даме рюмку… Головушка ведь раскалывается…
Майер подошел к столу. Стоя спиной к «Эсмераль–де», не снимая перчаток, стал проверять бутылки.
— И французский коньяк пили?
— Пили все, что на столе… Неужели вы думаете, что я успела выучить все языки? И немецкого достаточно на всю Европу…
— Резонно, — согласился Вилли. — Вы умная женщина. — Он незаметным движением выставил из кармана шинели порожнюю бутылку из–под коньяка. — Но иногда стоит знать, чем угощались… Например, знаете ли вы, какое наслаждение было заключено в этой посудине? — он поднял только что выставленную из кармана бутылку. — «Мартель» высшей марки!
— Было бы наслаждением, если бы хоть на донышке осталось…
— Такой никогда не остается. Ну–ка возьмите бутылку, хоть подержите, будете знать, что пили…
— Хоть что–нибудь осталось на столе?
— Немного осталось, но до следующего раза. А сейчас одевайтесь: вас вызывает штурмбанфюрер. И не забудьте умыться холодной водой. Обязательно холодной — приводит в чувство.
«Эсмеральда» сжалась, притихла под одеялом, словно уменьшилась.
— Понимаете, я вчера не могла, — она повела рукой по комнате, виновато глядя на Майера. — Те двое чуть ли не силой удерживали…