Под кожей – только я

Бисерова Ульяна

– Отвечай, Хьюго.

– Непорядок, бригадир, – непривычно высоким голосом проблеял Хьюго. – Каменщики бросай-дело, шепотки-пускай. Ленивые крысы. Я иди-мимо и скажи: «Время-нет перерыв, солнце высоко».

– Ясно. Дай мне это.

– Что, бригадир?

Правая бровь Шлака едва заметно приподнялась.

– А-а, это? – Хьюго, метнувшись, как подстреленный, поднял запыленный брусок и поднес Шлаку. В руках бригадира муляж внезапно завибрировал и с шипением развалился надвое, испустив жалкий фонтанчик разноцветного конфетти.

– Шутка, – пролепетал Хьюго, в лице которого не осталось ни кровинки.

Шлак с каменным лицом стряхнул с затертой штормовки рассыпавшиеся блестки.

– Обхохочешься. Отойдем-ка на пару слов, парень.

Провожая взглядом ссутулившегося, закоченевшего

от ужаса Хьюго, Лука почти готов был посочувствовать недругу, которого еще пять минут назад рвался измочалить.

– За работу! Живо! – гаркнул кто-то из старших. И все, как будто только и ждали команды, засуетились, схватились за лопаты, молоты, кирки, тачки, и уже через пару минут на демонтажной площадке закипела повседневная муравьиная возня. Вчера подрывники обрушили перекрытия восемьдесят седьмого этажа высотки, где когда-то, как гласила выцветшая вывеска, располагалась штаб-квартира NDR Media. Пыль уже осела, и каменщикам предстояло разобрать завалы, сгрузить бетонные обломки в тачки и отвезти к транспортерной ленте, которая спускалась до самой земли, где на погрузке уже дожидались гигантские самосвалы.

Это в прежние времена люди строили. Небоскребы, дороги, мосты. Рыли подземные туннели, прокладывали рельсы, скрепляя мир стальными обручами. Только ничего путного все равно не вышло – старый мир взорвался, распался на лоскуты. Сегодня каждый сам за себя. Уцелевшие города, как средневековые княжества, устанавливают собственные законы и порядки, стараясь защитить земли от вторжения чужаков. Крепостные стены ограждают и от нескончаемой вереницы голодных попрошаек, которые шатаются по дорогам, пробавляясь мелкими кражами и разнося смертельные вирусы, и от банд вооруженных головорезов.

Чтобы строить стену, нужны сталь, раствор и камни. Магистрат Гамбурга по примеру других городов Ганзейского союза издал постановление о демонтаже строений выше семи этажей. Обломки стен и перекрытий небоскребов можно снова превратить в стройматериал. Рекрутер магистрата, который вышел к толпе отчаявшихся безработных, сперва засомневался на счет белоголового долговязого пацаненка – сдвинет ли тот с места нагруженную щебнем тачку, но потом устало махнул рукой: может, хоть откормится на талонах.

В первый раз поднявшись на сотый этаж, Лука онемел, увидев раскинувшийся у ног Гамбург – суровый, краснокирпичный, с готическим пиком Михеля, который оберегает город с незапамятных времен, и выпуклой изумрудной каплей озера Альстер. В Сити еще сохранилась пара десятков серых небоскребов, похожих на сторожевые башни. Иногда в небе над городом поблескивали серебристые капсулы аэротакси. На южной окраине белели особняки богатых кварталов, утопающих в зелени. А с северо-востока, как темная раковая опухоль, расползалось гетто, где теснилась беднота. Если постараться, можно различить в кривом лабиринте улиц муниципальный дом, где была крошечная квартирка, в которой жили они с Йоаной. Лука отвернулся и бросил взгляд на запад – где-то там, за смутной линией горизонта серая лента реки впадает в Северное море, а в гудящем суетой порту теснятся огромные корабли, баржи и сухогрузы. С бешено колотящимся сердцем, задыхаясь от порывов ветра, Лука на краткий миг представил, что стоит на капитанском мостике трансатлантического лайнера, взрезающего безбрежную гладь моря. И тут же осекся: размечтался, как сопливый мальчишка.

Бригада, быстро позабыв о происшествии с взрывчаткой, вернулась к разбору обломков бетонных стен. Странно было представить, что еще каких-нибудь пятнадцать-двадцать лет назад в этом небоскребе располагались фешенебельные апартаменты и офисы. Целая армия клерков в строгих костюмах, как у работников похоронной конторы, и с таким же застывшим выражением сдержанного прискорбия на лице, склонив головы, дробно и сухо стучала пальцами по клавиатуре лэптопов. Сейчас в выбитые окна свистел ветер, но воздух все равно был затхлый, неживой. Пахло слежавшейся пылью, отсыревшей ветошью и птичьим пометом. По углам намело груды хлама: побуревшие обрывки бумаги, осколки стекла, ржавые трубы. Все, что было ценного, давно растащили: даже электрические кабели, утопленные в стены, вырваны. Обычно к приходу сломщиков даже

крыс в здании уже не остается, разве что изредка хрустнет под ногой истлевшая тушка, похожая на старую подошву.

Подрывники, разумеется, мнят себя важными шишками: именно они первыми осматривают площадку, определяют слабые места в конструктиве, закладывают взрывчатку и обрушивают часть этажа. Потом приходится день-два переждать, пока осядет пыль, и наступает черед каменщиков, которые разбирают завалы.

Обычная смена – шесть часов, с десяти до четырех, пока светло. У каждого на сломе есть дневная норма, и если не филонить и не трепаться, можно даже накидать сверху и получить лишний талончик. Новички – их сразу видно – норовят сразу же ухватиться за самые крупные обломки, как будто золотой самородок откопали: долго ходят кругами, примериваясь, как бы удачнее ухватить, пыжатся, кряхтят и только зря время теряют. А некоторые, наоборот, лопатой весь день машут, как заведенные, сгребая мелкое крошево. Но самое верное, как быстро вычислил Лука, – собирать осколки с кулак величиной. Спина к вечеру, конечно, гудит и ноет, а ноги, если приходится забираться выше семидесятого, горят так, будто наступил на оголенный провод, но уже через месяц-другой это перестаешь замечать. Работа как работа. Бригадир талоны не зажимает, как не раз случалось на разборе ржавых трайлеров в доках, и ребята хорошие, надежные. Правда, пылища стоит столбом, так что приходится постоянно носить защитную маску. Уже через пять минут кожа под ней начинает невыносимо свербеть, и многие просто срывают ее со злости. Но Лука каждый вечер распускает шов, чтобы достать и прополоскать фильтр, и видит, как стекают грязно-серые разводы. Конечно, по инструкции маска рассчитана всего на четыре часа, но она еще вполне годная, хоть и досталась ему год назад уже не новой.

Бывает, конечно, что подрывники с взрывчаткой схалтурят – за тротил на черном рынке можно выручить хорошие деньги – и обваливают слишком большие куски стен и перекрытий, которые даже втроем не приподнять. Тогда сломщики, орудуя ломами и кувалдами, крошат бетон, выламывают струны арматуры: черный металл в цене. Здание в сто этажей исчезает за несколько месяцев – остаются лишь груды непригодного для переработки мусора на истоптанной, взрытой протекторами, окаменевшей земле. А через год-два смотришь – бурьяном в человеческий рост все заросло. Как и не было ничего.

В первый день на демонтажной площадке Лука, потерявший счет времени от усталости, сорвал маску и пробурчал, что заставлять людей вкалывать до седьмого пота там, где прекрасно справятся роботы-погрузчики – просто издевательство. Минуты три все хмуро молчали. А потом кто-то из старших сплюнул и сказал, что люди обходятся гораздо дешевле машин – не нужно тратиться на техобслуживание и ремонт износившихся деталей: если каменщик заболел, на его место всегда найдется пять трудяг, готовых с утра до ночи таскать тачку за талоны. Небоскреб можно сломать и голыми руками. А если кто-то считает, что это слишком грязная работенка, так никто силой не держит. Лука прикусил язык и снова взялся за лопату.

На самом деле зря поговорку придумали: мол, ломать – не строить. Хорошо построенное ломать тяжело. Да и не слишком-то весело. Но Лука старался не задумываться о всяких глупостях. А просто молча делать свое дело, чтобы лишний раз не нарываться на сердитые окрики бригадира. Если вдуматься, ему здорово повезло: на демонтажную площадку еще не каждого возьмут. Нужны крепкие ноги, чтобы каждый день взбираться по сотням лестничных маршей, потому что лифты давно обесточены. А главное – чтобы голова не кружилась от высоты. Лука перевидал немало парней, с виду крепких, а как поднимутся на тридцатый или чуть выше, глянут в проем – так сразу ползут к стенке на четвереньках. Выше пятидесятого ветер всегда сильный. И это даже хорошо – пыль уносит. Но может и с ног свалить. Некоторые во время смены специально карманы камнями набивают, чтобы не подхватило ветром. По периметру здания на каждом пятом этаже специальная сетка натянута, чтобы задержать крупный обломок или тачку. Или зазевавшегося рабочего. Всякому ясно: если мимо просвистишь, на земле останется только бесформенная груда переломанных костей. Похоронят за счет магистрата.