Под кожей
Шрифт:
— Я пас.
Она меняет тактику.
— Мне нужно еще раз поговорить с твоим братом. Проверить его историю. Уточнить несоответствия.
Детектив Хенриксен делает шаг вперед, но я блокирую ее своим телом. Я знаю, что сказать на этот раз. Арианна помогла мне подготовиться на случай, если детектив вернется.
— Ваш босс знает, что вы здесь, наносите незапланированные визиты на дом? Пристаете к скорбящим свидетелям? А как насчет вашего партнера? Где он? Может, мне стоит позвонить в участок? Просто, чтобы убедиться, что всё в порядке
Она нахмурилась и встала прямо передо мной.
— Я детектив. Пропусти меня.
Как и в прошлый раз, я не отрываю от нее взгляда. На улице холодно, но моя кровь горячая и пылает.
— Если у вас нет ордера, засунутого в лифчик, можете идти в задницу. Детектив.
Ее лицо застывает. Но я вижу перемену в ее глазах. Она блефовала и только что проиграла. Никто больше ничего не подозревает. Только она. Если я не впущу ее, она ни черта не сможет с этим поделать.
— Ты только что упустила свой последний шанс.
Бешеный стук моего сердца эхом отдается в ушах.
— Нет, это вы упустили.
Она долго смотрит на меня, потом поворачивается и топает вниз по ступенькам крыльца. Полотнища ее плаща развеваются на ветру.
— Не приходите сюда больше, иначе я подам на вас заявление о преследовании. Кроме того, вы опоздали. Завтра у мамы слушание приговора.
Она поворачивается и смотрит на меня, ее рот кривится в жесткой улыбке.
— Разве адвокат твоей матери не звонил? Нет? Ох, уж эти государственные защитники. У твоей мамы начались роды. Вынесение приговора отложили до понедельника. Она родила сегодня утром.
Я захлопываю дверь и опускаюсь на пол, мои ноги превратились в спагетти. Слишком много эмоций воюют в моей голове. Страх, вина и стыд захватывают меня и не отпускают. И хотя детектив Хенриксен ничего не может с этим поделать, она все равно права. Я виновна. Грешна. Что я здесь делаю? Я прячусь и лгу, как преступник, как трус. Я заслуживаю того, чтобы меня поймали. Я должна сидеть в этой камере, а не мама. Мама должна лежать на больничной койке, держа на руках мою младшую сестренку.
Я пытаюсь представить, как она может выглядеть, но не могу.
Моя сестра.
Из гостиной доносится крик.
Я вбегаю и вижу, что тетя Элли склонилась над кофейным столиком, держась за щеку. Аарон сидит на диване и плачет. Фрэнки стоит, вызывающе скрестив руки на груди.
— Что случилось?
Тетя Элли выпрямляется, ее глаза расширены.
— Он меня ударил!
Руки Фрэнки сжаты в кулаки.
— Она пыталась отобрать у меня «Плейстейшн». Просто так! Папа купил ее для меня, а не для тебя!
Тетя Элли качает головой, ее старинные серьги-канделябры звенят у шеи.
— Эта отвратительная игра запрещена в этом доме. Бандиты стреляют в людей на улицах, убивают женщин? Это грязь. Я этого не потерплю.
— Это не твой дом! Не ты устанавливаешь правила!
— Конечно, устанавливаю, пока я здесь…
— Тогда проваливай! — кричит
Аарон плачет сильнее.
Фрэнки все портит. Он прогонит тетю, и что тогда? Государство заберет мальчиков, а я потерплю полное фиаско.
— Фрэнки! Прекрати!
— Ты наказан на месяц! — Тетя Элли дрожит, ее голос повышается до октав, от которых закладывает уши. — Никакого телефона, никаких видеоигр, никаких друзей. Ты слышишь меня, молодой человек? Эта игра отправляется в мусорное ведро.
— Иди к черту! — кричит он.
— Я все сказала! А тебе нужно вымыть свой грязный рот с мылом, молодой человек.
Я должна что-то сделать, прямо сейчас. Прежде чем она успевает до него дотянуться, я делаю шаг перед ней. Хватаю Фрэнки за узкие плечи и сильно его трясу.
— Прекрати! Просто остановись!
— Оставь меня в покое!
Его тело напрягается, а рука взлетает вверх, и он собирается ударить и меня. Гнев разгорается быстро и горячо. Я хватаю его за руку и сильно ее выкручиваю. Он вскрикивает от боли и бьет меня свободной рукой.
— Прекрати!
Тетя Элли топает в спальню моих родителей и захлопывает дверь.
— Она не может этого сделать! — кричит Фрэнки. — Я ее ненавижу!
— Просто остановись! Она нам нужна.
— Нам никто не нужен!
— Да, нужна. Мы должны ее слушать, иначе она уйдет, и ты вернешься в приемную семью. Ты этого хочешь?
Его лицо кривится.
— Нет.
— Тогда остановись! Перестань вести себя как…
— Как папа? — огрызается он, в его глазах мелькают слезы. — Почему не как ты?
Он отпихивает меня и убегает в свою комнату, хлопнув дверью.
Я стою там, уперев руки в бока. Мерзкое чувство закрадывается в душу. Он прав. Мы оба похожи на Фрэнка. Фрэнк мертв, но он не исчез, не окончательно. У нас с Фрэнки внутри живет его монстр. Мы оба становимся жесткими, яростными от гнева.
Аарон всхлипывает.
— Сидни!
Но я не могу пойти к нему. Я убегаю в свою комнату. Я презираю эту комнату, но с возвращением мальчиков мне больше некуда деваться. Неважно, сколько раз тетя Элли передвигала мебель. Это по-прежнему и мое убежище, и моя тюрьма.
Облокотившись на стол, я смотрю на свои руки, на черные угольки под ногтями. Руки, которые так легко прибегают к насилию. Я не могу быть им. Я не стану им.
Боль ревет в моей голове, знакомое жгучее желание поднимается внутри меня. Мне нужно порезаться. Я переложил бритву из рюкзака под матрас. Я нахожу пакет и вытаскиваю его, опускаю бритву в руку. На ходу стягиваю с себя спортивные штаны.
Смотрю на свои ноги.
Я резала лодыжки несколько раз, пытаясь добиться холодного спокойствия, сладкой разрядки, и каждый раз терпела неудачу. Для этого мне нужно только спустить носки. Я принимала душ почти каждый день, но не брилась. Не прикасался к ногам. За последние недели я одевалась и раздевалась сотни раз. Но всегда в темноте, всегда не глядя.