Под кожей
Шрифт:
Положив на холодную ограду ладони, решаю, что даже у неизвестных есть очертания.
– Я ничего о тебе не знаю, – сообщаю. – Почти.
– Можешь спросить, если хочешь.
Покусав изнутри щеку, интересуюсь:
– Твое полное имя?
– Серьезный подход, – замечает мой собеседник все с той же ленивой интонацией. – Денис Рашидович Алиев.
– Где ты родился?
– В Дербенте. Это Дагестан.
– И как попал сюда?
– Семья переехала. Мне было двенадцать.
– Сколько тебе сейчас?
Постучав
– Тридцать четыре.
Они с Балашовым ровесники. Эта информация ворошит воспоминания о вчерашней встрече с Вадимом, и я затыкаю их следующим вопросом:
– Кто твои родители?
– Мать – домохозяйка, отец – полковник полиции.
– У тебя есть братья или сестры?
Глядя на воду, он потирает пальцем бровь. Эта задержка кажется мне немного странной, но в итоге я получаю короткий ответ:
– Нет.
– Хочешь спросить что-нибудь у меня?
Развернувшись, Денис опирается бедром об ограду и скрещивает руки на груди. Чешет языком зубы, и на этот раз пауза ощущается волнительно, ведь на его губах снова улыбка.
Кажется, такого эффекта он и хотел добиться. Волнения, покалывания у меня в затылке. Ожидания.
– Какие цветы ты любишь?
Сверля его ответным взглядом, говорю:
– Розы. Но мы договорились…
– Что я не буду дарить цветы?
– Да.
– Столько запретов. Я связан по рукам и ногам.
В ответ я перевожу взгляд на его руки. На спортивное сильное тело. Пульс делает скачок, когда в голове всплывает чертовски волнующий вопрос: хочу ли я почувствовать на себе эти руки или это тело?
В груди поселяется холодок. Вспышка, от которой учащается дыхание.
Взметнув вверх глаза, вижу, что он впился в мое лицо взглядом, и улыбки на его лице больше нет.
Отвернувшись, я бросаюсь в сторону, потому что с лаем к нам несется золотистый ретривер.
Глава 17
На этот раз схватка заканчивается тем, что Денис сажает пса на поводок. Сопротивления почти нет, только очередная порция любопытства в мой адрес. Твердой рукой Алиев его пресекает, дернув за ошейник.
– Рядом! – рявкает он команду, но кто из них принимает решение, сказать трудно.
Я слишком отвыкла прятать от мужчин глаза, но именно этот рефлекс у меня и просыпается.
Очень боюсь, что эмоции, которые прочел на моем лице Алиев, будут истолкованы правильно. Особенно зная, как он умеет ломать дистанцию.
К такому обращению с собой я не привыкла. Напор. Почти неприкрытый. Почти откровенный. Он способен оттолкнуть, но этот мужчина знает меру! Несмотря на это, мне кажется, что ему лучше ни в чем не уступать.
Я чувствую это кожей. Тем шевелением у себя на затылке. И это заряжает азартом. Снова. Это хождение по краю. Чертову уверенность дает лишь то, что я могу это остановить. В любой момент!
– Я бы выпила кофе, – говорю
Денис бросает на меня взгляд, принимая тот факт, что наша дистанция снова на месте.
Чуть запрокинув голову, замечает:
– Для меня это вроде как опасное занятие.
Прыснуть от смеха мне мешает хлестнувший по лицу ветер. Я убираю с лица волосы, но под ними губы снова расплываются в быстрой улыбке.
– Сегодня я объявляю перемирие, – говорю ему.
«Елки» находятся на другом конце набережной, в пяти минутах ходьбы. Отличное место, которое выбрал… Балашов.
Вопрос морали, моей ответственности перед мужем, перед семьей, настойчиво пытается пробраться в голову. В обычной жизни Денис Алиев – враг по умолчанию, но сейчас мы неизвестные, так что плевать. Его работа… то, кто он есть, – все за скобками!
Мы продолжаем путь в том же ритме. Неторопливо. Тайсон обнюхивает дорожку, делает несколько попыток броситься в кусты, но поводок не позволяет. Если у этой собаки есть ситтер, мне его жаль, ведь на поводке этому псу нужна даже более сильная рука, чем без него.
Я никогда не выставляла запрет на посещение кофейни с животными, в этом не было особой надобности, но питомцу Алиева мысленно выписываю вынужденный мораторий. Какая ирония, черт возьми!
Я не произношу этого вслух, тем не менее вижу на лице своего спутника кривоватую улыбку, когда мы останавливаемся перед входом.
С этим невыносимо бороться! Я снова улыбаюсь. Снова!
Мои нелепые ограничения в его адрес, которые с такой очевидностью ложатся и на его собаку, создают настоящий клубок понятных только нам двоим обстоятельств.
Денис даже не пытается сдвинуться с места. Он просто усмехается, делая чертовски обаятельный невинный вид и наматывая на кулак толстый поводок.
– Мне нужно пять минут, – говорю я ему.
– Конечно.
– Что тебе взять?
– На твой вкус.
Я оборачиваюсь на звук открывающейся двери и под звон колокольчика душу желание чертыхнуться, ведь из «Елок» выходит Адам Мухтаров, жених моей сестры. В его руках – кофейный стакан в картонном держателе. Мальчишеское выражение на его красивом лице сейчас сменил задумчивый вид, но Адам теряет серьезность, когда наши глаза встречаются.
– Вот это да, – улыбается он. – Я не зря крюк сделал.
Его машина припаркована на маленькой стоянке, теперь я это вижу. Я стала непозволительно рассеянной, иначе обратила бы внимание!
– Привет, – отзываюсь я быстро.
Ищу слова, но они все мимо. К щекам вдруг приливает кровь, словно я преступница. Мне не нравится это чувство, но оно приходит первым, а уже потом – порыв хладнокровной невозмутимости.
Адам бросает взгляд на Алиева. Лоб моего будущего зятя прорезает морщина, которая выражает то ли удивление, то ли еще что-то. Он изучает Дениса, переводит взгляд на меня.