Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
Лариса посмотрела на него беспомощно и испуганно.
— Но что я могу поделать? Она ведь моя дочь.
Он помолчал, прижал ее голову к себе.
— Не знаю, что делать. Но я от этого всего утомился.
В прихожей хлопнула дверь — это нянька принесла Колю с прогулки. Ираклий встал и стал снова куда-то собираться.
Альфия
Альфия сидела за своим столом над кружкой остывшего чая и ни о чем не могла думать. Перед ней лежали исписанные крупным почерком тетрадные
Оля Хохлакова умерла двадцать минут назад. Альфия сама надвинула веки на глаза и накрыла ее с головой простыней. Хорошо хоть, все больные в отделении спали!
В сознание Хохлакова так и не пришла. Но в короткий предпоследний миг вдруг стала шумно и редко дышать, глаза стали вращаться и опустились. И на мгновение Оля уставилась Альфие прямо в лицо. Страшный был это момент. И хотя Альфия понимала, что движение глазных яблок бессознательное, все равно ей стало жутко и неприятно. Через несколько секунд все было кончено. Олин взгляд потускнел, глаза опять закатились. Отекшее красное лицо сначала посинело, потом побледнело. Альфия попробовала нащупать на Олиной руке пульс, потом фонендоскопом прослушать дыхание и сердцебиение, но тело уже молчало. Нинель была уже тут как тут с круглым зеркальцем.
— Все. Не дышит больше.
Альфия взглянула на часы.
— Ноль часов сорок восемь минут, — вслух подвела она окончательную черту в короткой Олиной жизни.
Порылась в карманах, записала точную дату на какой-то бумажке и пошла в кабинет. И вот теперь она сидела за своим столом не в силах ни шевельнуться, ни сконцентрировать мысли.
Неожиданное звяканье ключа в замке заставило Альфию встать и подойти к двери.
Да, это был Дима, она не ошиблась. С мокрыми волосами, в расстегнутой куртке, все с тем же крестиком на упругой безволосой груди, он стоял в проеме и смотрел на нее, недоверчиво прищурившись. Она не видела его три дня — Дима как будто стал другим: с новым злым лицом, не выражавшим совершенно никакого уважения к ней.
— Пойдем-ка со мной, — сказала она и двинулась на него всем телом, как танк.
— Куда это? — Он развернулся, но не сделал ни шага.
Она и сама не понимала, какая сила заставляет ее сдерживать гнев. Уж только не любовь. Какая любовь? В этот момент она его ненавидела.
— Я хочу тебе кое-что показать, — усмехнулась Альфия. — Сюрприз.
— Если вы в час ночи собираетесь делать мне сюрпризы… — Дима тоже не понимал, откуда берутся его язвительные, насмешливые слова, — …то время вы выбрали под стать месту работы.
Однако он все-таки пошел за ней. На пороге отделения она, не выдержав, с силой толкнула Сурина в направлении самодельного бокса, где на каталке так и лежало тело.
— Вот полюбуйся на свою работу! Смотри! — Резким движением она подтолкнула Диму к каталке.
— Что это? — Он опешил.
— Не узнаешь? — Она сдернула простыню с Олиной головы. Бордовые волосы дико блеснули в свете электрической лампы. — Ольга Хохлакова.
Он весь взъерошился, попятился.
— При чем тут я? Я уже три дня не был в отделении.
— Вот в том-то и дело, что ты три дня не был в отделении, гад! Исчез без предупреждения, больных мне не передал, о состоянии ее не предупредил, не поставил меня как заведующую в известность…
У Альфии затрясся подбородок. Больше всего ей хотелось схватить его за грудки и трясти, трясти, пока ее не отдерут силой.
— Я не понимаю, почему она умерла, — произнес Дима, опустив глаза. — Я лечил ее правильно, по той схеме, что вы мне дали. Сначала ее состояние ухудшилось, но потом, мне показалось, что она стала чувствовать себя лучше.
— Показалось? А ты не крестился, когда тебе казалось? Вот объясни теперь ее родственникам, если они обратятся в прокуратуру, что ты лечил ее правильно. Они имеют на это полное право. Не для того же ты лечил ее правильно и хорошо, чтобы она повесилась!
Глядя на лицо Сурина, на котором во время ее речи отражалась вся гамма чувств, Альфия испытывала хоть и небольшое, но удовлетворение.
— Так она повесилась?
Он сделал шаг назад.
— К твоему сведению, она написала письмо, в котором объяснила, что не может без тебя жить. Твоя идиотка Полежаева рассказала ей, что вы собираетесь сбежать в свадебное путешествие.
— Может, это и к лучшему.
— Что-о-о?
Он подошел к каталке и горячо заговорил, глядя в Олино лицо, ставшее лунообразным, почти красивым:
— Подумайте сами, она была хорошая женщина. А какая ужасная у нее была жизнь! И чем дальше — тем хуже. Она ведь даже не могла надеяться на более или менее стойкую ремиссию. Она была обречена жить в больнице, у нее не было состоятельных родственников…
Альфия подошла к Сурину вплотную и схватилась за цепочку с крестом, едва заметно поблескивавшую на его шее.
— Это была ее жизнь. Не ты ей ее давал, прокуратор. Понял? И не тебе решать, какая она у нее была, хорошая или плохая.
— А вы все книжки читаете?
Он стоял напротив Альфии с посветлевшими от бешенства глазами и искривившимся ртом. Пощечина от плеча — с размахом, выдававшим привычку ко всякой домашней работе, прозвенела последним салютом над Олиным телом.
— Еще будешь иронизировать? — Альфия отпустила крестик и занесла другую руку для нового удара.
— Не буду.
Дима улыбнулся новой для него самого кривой улыбкой, повернулся и вышел из отделения. Альфия сжала кулаки и сгорбилась над каталкой. И две жгучие слезы — от злости, от бессилия — капнули на не очень чистую Олину простыню.
Нинель Егоровна неслышно подошла сзади.
— И-эх, любовь-то что с человеком делает! Смотрите-ка, и не узнать Дмитрия Ильича! — сказала она и окончательно накрыла простыней голову Хохлаковой.
Дима