Под музыку дождя

Уилфер Хеди

– Тебе не следует таскать такие тяжести. Ведь ты же беременна, – сказал он и взял из ее рук пакеты.

– Что ты здесь делаешь?

– Эти пакеты весят не меньше тонны. Чем ты их загрузила, черт возьми?

– Овощами… Так что ты тут делаешь?

– Мне надо поговорить с тобой.

– Разве мы не наговорились в тот последний раз в офисе?

Аделин зашла в дом, и он последовал за ней. Перед дверью своей квартиры она повернулась к нему и произнесла:

– Послушай, Джерри, во время нашей последней беседы ты высказался на полную катушку,

и я не хочу, чтобы ты начал раскручивать ее передо мной снова… А теперь, пожалуйста, уходи. Оставь меня в покое. Я живу своей жизнью и больше не хочу выслушивать твои крики.

– Я не собираюсь кричать на тебя. Я просто хочу спокойно поговорить с тобой.

– О чем? – Она повернула ключ в замке, и они вошли в «дыру», как он однажды назвал ее скромное жилище. – Что же ты хочешь сказать мне?

– Я… Знаешь, Аделин, мне ужасно… плохо.

Их взгляды скрестились, и несколько секунд они смотрели друг на друга, не мигая, не двигаясь с места, не шевелясь. Молчание прервала Аделин:

– И поделом тебе. Не сомневаюсь, что ты заслужил это.

Она усмехнулась, но это была улыбка сквозь слезы. Аделин была готова разрыдаться, потому что ей жилось тоже не сладко, хотя она и не хотела признаваться ему в этом…

– Ты похудела, – сказал он. – Тебе надо лучше питаться.

– С каких это пор тебя стало волновать мое здоровье? – Она почувствовала тяжесть в сердце, горечь и обиду одновременно и быстро прошла в кухню. Он последовал за ней. – Ведь я в твоих глазах просто авантюристка, действующая в сговоре со своим любовником.

– Я знаю, что после нашего возвращения с Маргариты в Бостон ты не встречалась с ним.

– Что?

– Ты прекрасно расслышала меня. – Джерри сел на маленький деревянный стул и облокотился на стол.

– А откуда тебе это стало известно?

– Я нанял сыщика, – спокойным голосом ответил он.

– Сыщика? Да как ты посмел!

– Мне надо было выяснить…

– Скажи, пожалуйста, что же тебе надо было выяснить? – Тон ее голоса стал холодным и колким, как арктический лед.

– Встречаешься ли ты с этим человеком. – Он неловко заерзал на стуле.

– Под этим человеком ты, конечно, подразумеваешь моего так называемого сообщника Стива? – спросила она. – Но какая для тебя разница, встречаюсь я с ним или не встречаюсь? Ведь ты все равно уже уличил нас в злодеянии, разоблачил наш коварный замысел.

– Ты можешь себе представить, чего мне стоило приехать к тебе? – Он заговорил теперь несдержанным, гневным тоном. – Ты использовала меня в своих целях и заслужила все те обвинения, которые я выплеснул тогда в твой адрес!

– Я знала, что ты приедешь сюда и снова заведешь со мной этот разговор о моих преступлениях. Знала, что рано или поздно ты вновь станешь обвинять меня во всех грехах.

– Ты носишь ребенка от другого мужчины! – бросил он ей в лицо. – Как же ты мне прикажешь чувствовать себя в такой ситуации? Неужели ты думаешь, что мне безразлично, чей это ребенок? И почему, ты думаешь, я нанял частного сыщика, который следил за тобой в течение

нескольких недель? Потому что мне надо было знать, как ты живешь, что происходит в твоей жизни! Если бы я оставался в полном неведении об этом, я бы, наверное, сошел с ума.

Аделин попыталась осмыслить его слова. Что он хотел сказать ей? Почему ему было «ужасно плохо»? О чем были его тайные мысли? Но уж наверняка не о том, что он любит ее! В ответ на его слова она произнесла только одну фразу:

– Это твой ребенок, Джерри.

– Этого не может быть.

Несколько секунд она пристально вглядывалась в его черные глаза, потом спросила:

– Мы не предохранялись. Почему же я не могла забеременеть? Ответь мне.

Джерри заскрежетал зубами, порывисто вздохнул и сказал:

– Потому что я… не способен зачинать детей.

Аделин открыла было рот, чтобы что-то произнести, но слова, казалось, застряли у нее в горле, и она продолжала лишь не мигая смотреть на него. Спустя несколько мгновений с ее губ сорвался вопрос:

– Тебе сделали… вазэктомию?

– Вазэктомию? Мне? Ты имеешь в виду иссечение семявыносящего протока? – Джерри расхохотался. – Я бы не согласился на эту операцию никогда в жизни! Я всегда хотел иметь семью, детей.

Он никогда не думал, что выдаст кому-нибудь эту сугубо личную медицинскую тайну, которую столько лет держал при себе. И вот все-таки выдал, и тайна эта перестала быть его единоличным достоянием. Выдал, потому что не мог не выдать. Потому что обожал эту женщину и не хотел ничего от нее скрывать. Он знал также, что будет обожать и ребенка, которого она родит, пусть даже этот ребенок был зачат не от него. Но со временем любовь придет и к ней. Джерри верил, что Аделин полюбит его так же, как сейчас любил ее он.

– Тогда почему ты решил, что не способен зачинать детей? – Аделин уставилась на него своими огромными карими глазами.

– Потому что… – Он глубоко вздохнул и почему-то остановил свой взгляд на кончиках ее изящных пальчиков. – Когда я женился на Кэролайн, мне захотелось сразу иметь детей, но у нас ничего не получилось. Она пошла к врачу, проверилась, и тот сказал ей, что у нее все в порядке. Тогда в клинику пошел я, и мне было сказано, что я… бесплоден.

– Тебе сказал об этом сам врач?

– Об этом мне сообщила Кэролайн. Она зашла в кабинет к врачу, который делал мне анализ, прочла написанное им заключение, постаралась точно запомнить его и потом слово в слово изложила документ за ужином.

– Она солгала тебе.

– Что? – Голова Джерри дернулась, брови сдвинулись, и он подозрительно посмотрел на нее, прищурив свои пронзительные черные глаза.

– Она солгала тебе, – спокойным голосом повторила Аделин. – Потому что я ношу сейчас твоего ребенка, Джерри, и это так же верно, как то, что цвет у весеннего неба лазурно-голубой, а лучи у летнего солнца ослепительно яркие. Мы со Стивом никогда не спали вместе. Он мне совершенно незнаком как мужчина, как партнер. А от совместных прогулок дети не появляются.