ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы
Шрифт:
Административный отдел (милиция) должен наблюдать за порядком в районе и отдавать под суд всех, кто этот порядок будет нарушать.
Суд должен работать по старым законам, но только так, чтобы наказать уголовные преступления. Суд должен стараться не перегружать тюрьму заключенными и всегда, когда это можно, ограничиваться штрафом и передачей виновного на поруки сельского хозяйства, из которого он происходит.
Машинно-тракторная станция остается собственностью района. Она должна заключать с сельскими общинами и с группами крестьян договора на обработку земли и предоставление машинно-тракторного парка, но цены надо установить и справедливые и для крестьян необременительные.
Эта инструкция братьев Макаровых — в значительной мере экспромт, порожденный чрезвычайной обстановкой в районе, но в ней именно и отражен страх разрушить старую форму государственности и оказаться в условиях административной пустоты, тем более что население уже видело, что без постоянной администрации жизнь наладить нельзя. (До возникновения этой администрации район захлестнула волна грабежей.) В сохранении старой формы государственности Глусский район пошел еще дальше: он восстановил советы под названием «общные советы»; он привлек к работе в них прежде всего старых членов прежних сельсоветов, воссоздал секции советов как способ привлечения
В советской государственной системе созданию массовой базы советов придается огромное значение. Советы низовые окружены, в соответствии с советской Конституцией, целой сетью массовых органов — секций советов. По мысли творцов советской государственности, в этих массовых органах должно осуществляться участие народа в управлении государством. Это те самые органы, которые должны приготовить из ленинской кухарки государственного деятеля. Но в условиях всепронизывающей диктатуры партии секции советов выродились в формальность — ненужную государству и неприятную для тех, кто в них должен был принять участие [168] . В новых же условиях те же секции вдруг приобрели свое настоящее значение. Они стали именно теми органами, в которых предварительно решались важнейшие вопросы крестьянского бытия. Особенное значение приобрели земельные секции, которые должны были найти правильный путь решения земельного вопроса. Раздел земли в Глусском районе прошел наиболее организованно, и это заслуга секций советов, предварительно наметивших формы вопросов раздела земли и его порядок.
168
Трудно не согласиться с неизвестным нам автором. Еще в 1921, выступая на X съезде РКП(б), В. И. Ленин в полной мере выразил суть основанной им политической системы: «Наша партия — правительственная партия, и то постановление, которое вынесет партийный съезд, будет обязательным для всей Республики». Создававшееся большевиками государство начало приобретать партийно-бюрократический характер сразу же после Октябрьского переворота 1917. Его отличительным признаком стала концентрация законодательной, исполнительной и судебной власти, а также права назначения на государственные должности в руках партийной бюрократии (номенклатуры), которая именовала себя «правящей партией». Связанные партийной идеологией и дисциплиной большевики принимали политические решения, а затем реализовывали их как руководители соответствующих ведомств, исполнительных и судебных органов. Позднее подобную модель государственности зарубежные политологи стали называть однопартийной или двусоставной. Через несколько месяцев после Октябрьского переворота Ленин небезосновательно утверждал, что Россия завоевана большевиками.
В октябре 1917 ленинцы совершили государственный переворот от имени советов, в результате чего созданный ими режим стал называться советской властью. Первоначально, до созыва Учредительного Собрания 1918, ленинский Совнарком был всего лишь еще одной разновидностью Временного правительства, подотчетного ВЦИК Съезда советов. Однако очень быстро Совнарком присвоил себе права не только исполнительного, но и законодательного органа власти, превратив ВЦИК и Съезд советов из законодательных институций в заурядные консультативные. В 1917–1920 на пути создания и совершенствования однопартийного государства Ленину пришлось преодолеть три важных этапа: избавиться от отчетности советам, разогнать Учредительное Собрание и превратить советы в послушный инструмент РКП(б). При этом вплоть до 1936 роль большевистской партии в общественно-политической жизни страны формально никак не выделялась. Программа РКП(б) (март 1919) характеризовала ленинскую партию лишь как организатора и вождя пролетариата, разъясняющего природу классовой борьбы. Какие-либо указания на то, что партия и ее руководящие органы осуществляют в советском государстве реальные управленческие функции, в программе отсутствовали. Процесс превращения советского государства в однопартийное, наряду с другими причинами, был неизбежен еще и потому, что сами советы в реальности оказались неполноценными органами власти. Мифом оказался их демократизм. Уже на III Съезде советов в январе 1918 лидер РСДРП(м) Ю. О. Мартов в своем выступлении заявил, что форма советских организаций ниже демократических во всех отношениях, а выборы в советы были не всеобщие, не прямые, не равные и не всегда тайные. Региональные советы — областные, губернские, уездные — вели себя бесконтрольно и произвольно. В наступившем вслед за Октябрьским переворотом хаосе местные советы очень часто существовали и действовали так, как диктовала им окружавшая обстановка и воля их председателей, на глазах дичавших и превращавшихся в удельных князьков. В феврале 1918 Петроград предоставил губернским советам право добывать средства, облагая «безжалостными налогами имущие классы». Русских обывателей в провинции захлестнула волна форменного грабежа, творимого руками местных властей.
Позднее Мартов с горечью признавал: «Очарование, которым в глазах крестьянских и отсталой части рабочих масс пользовался лозунг “Вся власть Советам!”, в значительной мере объясняется тем, что в этот лозунг они вкладывают примитивную идею господства рабочих или местных крестьян над данной территорией, как в лозунг рабочего контроля вкладывается идея захвата данной фабрики, а в лозунг аграрной революции — захват данной деревней данного поместья». Конец неполноценной «советской демократии» наступил в конце весны — первой половине лета 1918. В ночь с 11 на 12 апреля в Москве чекисты и латышские стрелки арестовали более шестисот активистов анархистских групп. Вслед за анархистами быстро пришла очередь эсеров и меньшевиков, которых
4 июня Ленин публично обвинил в контрреволюционной деятельности, организации голода и восстаний. 14 июня на заседании ВЦИК IV созыва после непродолжительных прений большевики приняли решение об исключении из ВЦИК и советов по обвинению в мифической контрреволюционности представителей оппозиционных социалистических партий — правых эсеров и меньшевиков. После подавления опереточного мятежа левых социалистов-революционеров 6 июля 1918 советы окончательно превратились в ширму, призванную маскировать подлинный характер установившейся в России диктатуры номенклатуры большевистской
Через пять месяцев после начала оккупации в Глусском районе были восстановлены все 22 совета. Каждый совет имел от шести до девяти секций. Обычно это были такие секции:
— земельная;
— культурно-просветительская;
— налоговая;
— дорожная;
— благоустройства;
— санитарии и гигиены.
Кроме этих секций, имевшихся во всех советах, возникли новые секции [например, такие], как мостовая, там, где надо было заново отстраивать мосты, разрушенные отступающей Красной армией; заготовительная, которая собирала по лесам имущество, брошенное Красной армией; учетная, которая учитывала на территории совета новое население и вела его общественную проверку. Вскоре в Глусском районе произошло и пополнение сельских (общинных) советов. Для этого по всем селам были произведены довыборы членов советов, а в отдельных селах — и перевыборы. Местное государственное творчество в Глусском районе продолжалось до мая 1942 года, когда немцы охватили этот район своими ландвиршафткомендатурами и распустили общинные советы, заменив их бургомистрами, действующими уже вне воздействия со стороны местного населения. А вскоре после этого Глусский район стал одним из центров партизанского движения.
При этом имеется в виду не форма, а существо уклада, т. е. его отношение к населению. Советский строй именно тем и характерен, что он при внешней своей демократичности, по существу, совершенно от населения не зависим и действует вне всякого влияния [на него со стороны] населения. Это законченная форма разрыва власти с народом, хотя и прикрытая демократическими покрывалами, прозрачность которых общеизвестна. Советский строй может принимать различные формы, не меняя при этом своего существа — диктаторского управления страной и средствами террора, подавления национальных и государственных инстинктов народа, подавления его стремления к свободе. Время оккупации показало, что советский строй в видоизмененном облике способен сохраниться в обществе. Форма власти, как это видно из практики оккупации, — в конце юнцов одно из производных от ее существа; она может быть различна, но существо, если она основана на принципе подавления народа, неизменно приближается к советскому, как бы оно ни называлось.
Нижеследующее утверждение может показаться парадоксом, но оно вытекает из множества наблюдений: существо советского строя могло быть очень легко сохранено в недрах немецкой оккупации. Это объясняется, по-видимому, чрезвычайной близостью национал-социализма и большевизма в вопросах управления массами. В целом ряде районов Белоруссии старый вид власти был разрушен до основания. Ничего не осталось от советов и исполкомов, существовавших при советской власти. На развалинах старого строя начал возникать новый строй, приспособленный для военных нужд Германии. И чем больше этот строй оформлялся, тем яснее становилось, что он почти в точности по своему существу повторяет то, что было. Возникли управления уполномоченных по заготовкам для немецкой армии (Кировский и др. районы). Они стали облагать население налогом в виде продразверстки. На село накладывалась обязанность поставить известное количество продовольствия. Были взяты существовавшие при Советах нормы, впоследствии еще повышенные. Это в точности копировало институт уполномоченных комитета заготовок при Совнаркоме СССР. Те действовали тоже в районах и тоже методами продразверстки, накладывая налог на колхозы. А так как в этих местах колхоз в прошлом неизменно совпадал с селом, то наложение налога на село при немцах означало то же самое, что налог на колхоз при Сталине.
Появились бургомистры районов и сел, которые стояли над общинными самоуправлениями. Вся власть оказалась в руках этих бургомистров. Они руководили общинными самоуправлениями, наказывали виновных, разрешали или не разрешали открытие школ. Это в точности напоминало и повторяло практику деятельности партийных секретарей в районах и селах. Те точно так же руководили советами, могли разрешать им или не разрешать принимать решения, наказывали и миловали. Партийные секретари были глазом и аппаратом Сталина; бургомистры в данных условиях становились представителями немцев. В школах было запрещено преподавание по старым учебникам. Потом оно было разрешено. Но учебники подверглись «переработке». Там, где в советских изданиях писалось: «Ленин и Сталин дали нам хорошую жизнь», теперь стояло: «Гитлер дал нам хорошую жизнь». [Лозунг] «Спасибо товарищу Сталину за наше хорошее детство!» теперь звучал так: «Спасибо Гитлеру за счастливое детство!». Появлялись уже и признаки того же раболепства перед вождем. В школах появились лозунги «Слава великому Гитлеру-освободителю!». Они висели на тех местах, где раньше висели лозунги «Слава великому Сталину!».
Аналогии можно было бы продолжать до бесконечности, но сказанного достаточно для установления факта, что в практике оккупированных областей имело место разрушение формы старой государственности при одновременном сохранении диктаторского существа ее. А так как примат существа над формой власти бесспорен, а вопрос о единстве формы и существа весьма спорен, то это и дает нам право выделить все подобные тенденции к сохранению диктаторского существа власти в тип, сохраняющий старый уклад власти, характеризующийся антинародностью и особыми целями, ничего общего с интересами народа не имеющими.
Не претендуя дать законченные выводы из всего вышесказанного, я все же полагал бы необходимым рекомендовать исследователю этого вопроса обратить внимание на следующее:
1. Существо советского строя заключается в подавлении стремления к свободе. Это вызывает незримую, но непрекращающуюся борьбу правительства с народом, в котором до известного сочетания обстоятельств государство как сила организованная одерживает победу над народом как силой неорганизованной.
2. Гитлеризм является откровенной формой подавления воли народа своего и закабаления народов чужих. Сходство облика гитлеризма и облика большевизма бывает иногда разительным.
3. Активность народа в условиях гитлеризма или большевизма сводится к минимуму; проявляемая активность ведет к пополнению концлагерей, к повышению числа жертв режима.
4. Однако это нисколько не уменьшает инстинктивного стремления народа к свободе, если он ее лишен. Свобода становится важнее всего, и убить ее в сознании народа невозможно. Это придает новое освещение сказанному когда-то поэтом и историком Ламартином [169] : «Свободу можно заглушить, но убить ее невозможно» (цитирую по памяти).
169
Ламартин, Альфонс Мари Луи де (1790–1869) — французский поэт и государственный деятель.