Под несчастливой звездой
Шрифт:
— Я Мерисид, — напомнила свое имя бывшая танцовщица. — Что вам нужно?
— Подойди.
Женщина настороженно оглянулась, но моряки занимались своими делами, рыбак ушел в деревню, чьи домики чернели в паре сотен шагов.
— Я купил рыбу, — сказал Хафмин, указав на блестевшую у ног кучу. — Помоги её почистить, а я тебя угощу.
Голодная Мерисид кивнула головой.
— Только у меня нет ножа.
Она давно не боялась никакой грязной работы.
Капитан оглянулся.
— Эй, Мотиер, подай красавице свой нож. Да не тот, что под юбкой, им и комара
Последние слова потонули во взрыве многоголосого мужского хохота. Багровый от смущения толстяк протянул Мерисид тонкий, источенный ножик с костяной рукояткой.
Расположившись у самой воды, женщина споро взялась за дело, Мотиер принес ей разрубленное пополам полено и тесак. Очищенную рыбу сразу разбирали матросы и, нанизывая на прутики, жарили над костром. Для себя Мерисид приберегла толстого, жирного сомика с усами вокруг рта.
Увлекшись потрошением и чисткой чешуи, она не услышала, как капитан послал Мотиера за гранатовым вином. Не заметила женщина и того, как, спустившись с корабля, толстяк торопливо сунул в руки Хафмина кувшин, склонился к уху и что-то горячо зашептал, кося глазами на Мерисид.
Капитан отстранился, недоверчиво сощурил глаза, но толстяк ударил себя кулаком в жирную грудь и вновь поспешил к трапу. А Хафмин поманил рукой писца.
— Красавица! — на плечо женщины опустилась тяжелая ладонь.
Мерисид вздрогнула.
Широкоплечий матрос кивнул головой.
— Тебя зовет капитан.
Женщина посмотрела на рыбу, на свои перепачканные чешуей руки.
— А как же рыба?
— Потом дочистишь.
Покачав головой, матрос наклонился и, разогнув пальцы, забрал у неё нож.
Сердце Мерисид сжалось в нехорошем предчувствии.
— Иди, иди сюда, красавица! — махнул рукой Хафмин. — Выпей с нами гранатового вина.
Женщина перевела дух и натянуто улыбнулась.
— Садись, — капитан хлопнул ладонью по траве рядом с собой.
«Неужели придется с ним спать?» — с сожалением подумала женщина, оправляя юбку и стряхивая с неё налипшую чешую.
Сидевший рядом с ним писец разглядывал Мерисид с каким-то странным выражением лица.
— Что вам нужно, господин? — лучезарно улыбаясь, спросила женщина у Хафмина.
— Хотел узнать, откуда у тебя вот это, — мужчина махнул рукой.
Из-за сидящих матросов вышел Мотиер с её корзинкой. Женщина побледнела, губы застыли в каменной улыбке, а глаза наполнились слезами.
Толстяк шагнул к костру, достал сверток и высыпал на землю звенящие драгоценности.
— Я еще на корабле почувствовал, что корзинка у неё больно тяжелая, — самодовольно усмехнулся Мотиер.
Очнувшись от этих слов, Мерисид попыталась вскочить на ноги, но капитан железной рукой вцепился ей в предплечье.
— Сидеть!
Писец встал, сделав два шага, поднял ожерелье.
— Здесь знак Сета. Ты ограбила храм?
Матросы глухо загомонили.
— Воровка… обокрала храм… преступница…дрянь… сука…
Мерисид затравлено оглянулась.
— Я никого не грабила!
— Откуда же у тебя такое богатство? — усмехнулся писец, раскачивая в руке серебряный
— Я… Я нашла! — вскричала Мерисид.
Матросы дружно заржали. Капитан широко улыбнулся, демонстрируя большие черно-желтые зубы.
— Ты нам подскажи, где такие штуки валяются! — крикнул кто-то, и смех, начавший стихать, вспыхнул с новой силой.
— Нам придется вернуться и передать тебя мождеям Абидоса, — вздохнул писец, разглядывая широкий золотой браслет. — Им будешь свои сказки рассказывать.
— Нет! — крикнула Мерисид. — Не надо!
Она встала на колени.
— Не надо! Умоляю. Отпустите меня! Пожалуйста! Я все, что хотите, сделаю!
— Тогда тебе придется очень постараться, — усмехнулся Джедефтам, развязывая пояс.
Они измывались над ней всю ночь. Хорошо, еще не все матросы приняли участие в этом групповом изнасиловании. Мерисид в кровь искусала себе губы, чтобы не заорать и не привлечь внимание жителей рыбацкой деревушки. Но это были не крики страсти, или даже боли. В нескольких шагах натешившие свой блуд мужчины делили её богатство, уничтожали её будущее, втаптывая в грязь надежду на новую счастливую жизнь. Осознание этого огнем жгло сознание женщины, заставляя корчиться в муках и давить горевший в груди дикий, звериный вопль. Разум Мерисид словно остекленел. По подбородку струилась кровь, а она, не моргая, смотрела, как капитан деловито копается в куче драгоценностей, выбирая себе самые дорогие вещи.
Женщина пришла в себя только на рассвете. Толстяк Мотиер принес и бросил рядом с ней корзинку.
— Твое счастье, что у нас в Канобе не очень почитают Сета. А то бы каменоломен тебе не миновать, воровка.
Мерисид со стоном села, оправила юбку. Матросы оттолкнули корабль от берега, помогли приятелю взобраться на борт и замахали руками, крича какую-то похабщину.
На судне развернули парус, а на тропинке в деревню показались рыбаки. Бывшая танцовщица и неудавшаяся невеста, подхватив корзину с тряпьем, держась за низ живота, скользнула в кусты. Там на крошечной полянке веревки, опутавшие чувства Мерисид, наконец, лопнули. Женщина повалилась на землю и громко в голос завыла, царапая землю скрюченными пальцами и вырывая зубами траву. Все, теперь её жизнь кончена! Старая, без денег, она никому не нужно! Мерисид корчилась, рвала короткие волосы на голове и царапала сломанными ногтями грудь. «Почти пятьдесят дебенов! Боги и демоны! Все кончено! Теперь ей только в Лаум крокодилам на корм! Сволочи! Гады! Что я им сделала?!»
Приступ истерики высосал остатки сил. Невидящим взглядом женщина смотрела, как у неё перед глазами два больших черно-рыжих муравья куда-то тащили толстую зеленую гусеницу.
«Небраа, — вдруг подумала Мерисид. — Только туда я могу еще идти. А как же Анукрис?» Женщина чуть усмехнулась, распухшими губами: «Куда эта дурочка денется? Попробует вякнуть, я её ненаглядного мальчика мождеям продам!»
Она с трудом поднялась на ноги, брезгливо отряхнула с юбки траву, потом взглянула на свои перепачканные землей руки: «Надо умыться и идти в Абидос».