Под покровом ночи
Шрифт:
— Вы, должно быть, Кэсси, — сказал он после неловкого молчания. Затем захлопнул дверцу холодильника и уже протянул было Кэссиди руку, но в последний миг обнаружил, что держит в кулаке бутылку пива, и поспешно поменял руки. — А я Марк Беллингем.
— А, адвокат Ричарда, — кивнула Кэссиди, обмениваясь с ним рукопожатием. Рука его была мокрой и прохладной от соприкосновения с бутылкой пива, но пожатие оказалось твердым и уверенным, да и ростом молодой человек ей не уступал. — Вы с ним виделись? Я могу показать вам, где его…
— Я только что беседовал
Кэссиди покачала головой.
— Нет, спасибо. А что значит "дела наши идут не блестяще"? — спросила она.
— Вы ведь прочитали стенограммы. Ричард сказал, что от вас можно ничего не скрывать. Вы сами знаете, что он отказался выстроить защиту по принятым канонам. Он упрямо придерживается своей нелепой истории, из которой вызволить его способен разве что Перри Мейсон. А я, к превеликому сожалению, отнюдь не Перри Мейсон.
— Значит вы опустили руки и отдались на волю течения? — спросила Кэссиди, прислонясь к холодильнику. Марк был необычайно красив, причем, в отличие от демонически красивого Тьернана, источал какое-то задорное, даже мальчишеское обаяние.
— Если речь идет о том, чтобы добиться его полного оправдания, то да. Единственное, на что можно надеяться, да ещё в лучшем случае — это на смягчение смертного приговора. На замену его пожизненным заключением. Тогда, при условии примерного поведения, Ричард может выйти на свободу лет через двадцать. Хотя, зная Ричарда, я с трудом представляю, чтобы он был способен вести себя примерно.
— Вы давно с ним знакомы?
— С детских лет. Крутой был парнишка, хотя и с добрым сердцем — так мне, по крайней мере, тогда казалось. За друга готов был в огонь и в воду пойти. — Марк сокрушенно покачал головой и приложился к бутылке. Потом добавил: — Может, вы с ним поговорите?
Кэссиди резко выпрямилась.
— А почему вы думаете, что из этого выйдет хоть какой-то толк?
— Вы ему нравитесь, — убежденно сказал адвокат. — Он верит вам, насколько только способен доверять женщине, а такое с ним случалось не часто, поверьте мне.
— Но ведь жене своей он наверняка доверял, — с сомнением промолвила Кэссиди.
— Диане? — Марк Беллингем презрительно фыркнул. — Вот уж кому он доверял меньше всех на свете. Мы её называли принцессой Дианой. — Он осушил бутылку и внимательно посмотрел на Кэссиди. Потом спросил: — Послушайте, вы сейчас очень заняты?
Кэссиди вдруг стало не по себе. Ей почему-то показалось, что за ними сейчас кто-то наблюдает. Или, по меньшей мере, подслушивает. Она терпеть не могла, когда за ней следили.
— Нет, не очень, — ответила она.
— Тогда почему бы нам не пообедать вдвоем? — предложил он. — Нам с вами обоим дорог
— Почему это вдруг вы решили, что он мне дорог? — изумленно спросила Кэссиди.
Адвокат, казалось, опешил. Соломенные волосы растрепались, и чуб съехал на широкий лоб, отчего сходство Марка с мальчишкой ещё более усилилось. Кэссиди с трудом подавила желание протянуть руку и поправить его вихрастую челку. Впрочем, Марк, должно быть, привык к такому обхождению, и, наверное, даже не удивился бы.
— А разве это не так? — переспросил он.
Казалось, жизнь во всей квартире замерла в ожидании её ответа. Кэссиди так и подмывало с жаром выкрикнуть, что адвокат ошибается, что это вовсе не так, однако столь пылкое отрицание выдало бы её с головой.
— В этом смысле мне одинаково дороги все люди, — ответила наконец она. — Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ему помочь.
На мальчишеском лице Марка Беллингема отразилось нескрываемое облегчение.
— Здесь рядом есть очень симпатичный итальянский ресторанчик, — сказал он. — Хотя, — спохватился он, — вы и сами это прекрасно знаете — вы ведь здесь жили.
— Очень давно, — покачала головой Кэссиди. — Но в итальянский ресторан я с удовольствием схожу. Сейчас, только сумочку принесу.
— А вам не надо предупредить кого-нибудь из своих, куда вы идете? заботливо спросил он.
— Нет, — ответила Кэссиди. Она хотела пояснить, что за ними сейчас поглядывают или подслушивают, но в последний миг не стала ничего говорить, опасаясь, как бы Марк ни счел, что у неё мания преследования.
Когда Кэссиди вернулась с сумочкой, адвокат ждал её в холле. Кэссиди мысленно сказала себе, что ей необходимо отвлечься, хоть на время вырваться из этих апартаментов, избавиться от столь давящего и тягостного присутствия Ричарда Тьернана.
За обедом Марк Беллингем был само обаяние; он буквально из кожи вон лез, чтобы угодить ей, и за все время трапезы лишь пару раз обмолвился о своем клиенте. Потягивая кофе "капуччино", Кэссиди решила, что вовсе не должна мучиться угрызениями совести. Ведь ей не в чем себя винить. Какое ей в конце концов дело до оставшихся в отцовской квартире людей и до того, что они о ней могут подумать? Не будучи ничем и никому (включая Ричарда Тьернана, который преследовал её даже во сне) обязана, она имела полное право поступать так, как ей вздумается.
С величайшим терпением она дождалась, пока Беллингем, подозвав официанта, расплатился, и лишь потом задала столь мучивший её вопрос:
— Кто все-таки, по-вашему это сделал?
Адвокат не стал прикидываться, будто не понял, что она имела в виду.
— Понятия не имею, — ответил он с подкупающей искренностью. — Диана, конечно, была не сахар, но и причин для ненависти никому не давала. Просто ума не приложу, для чего кому-то понадобилось её убивать?
— А как насчет детишек?