Под позолотой — кровь
Шрифт:
– Слава, – как в бреду прошептала она. – Слава.
Он потрясенно молчал, вглядываясь в ее глаза.
– Мне плохо, Слава, мне очень плохо. Что мне делать? Сла-ва! Ответь! Помоги же мне! Я так больше не могу, ты же обещал мне помочь! Слава!
Палач молчал.
– Я ведь люблю тебя, Слава, ты слышишь меня, люблю!
Не так. Не нужно так с ним, он не может этого слышать. Он думал, что самое плохое это притворяться человеком. Но быть самим собой и слушать это безумие…
– Даша, хорошая моя, – пробормотал Палач, – я с тобой, все будет хорошо, успокойся, все будет хорошо, я тебя тоже люблю.
– Я ведь красивая? –
– Да.
– Красивая… – сказала Даша, словно пробуя это слово на вкус. – Я красивая. Ты меня правда любишь?
– Да, очень.
– Очень… Ты никуда не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты ушел. Честное слово, не хочу. Останься. Если любишь.
– Я не уйду, я никуда не уйду. Я буду рядом.
– Рядом. А ты меня любишь?
– Люблю!
– Честно-честно любишь?
Она уходила в свое семнадцатилетие. Она забывала то, что произошло с ней сегодня, она забывала то, что произошло с ней тогда, в тот проклятый день. Она возвращалась туда, где хотела и могла любить. Она уходила туда и увлекала за собой Палача.
Даша прижалась к нему и он почувствовал на своем лице ее губы. И он почувствовал, как эти губы шепчут безумное «Люблю» и ищут его губы. Он осторожно поцеловал Дашу. Она тихо засмеялась. «Я хочу тебя « – тихо прошептали ее губы. Он замер.
– Это не страшно, что я тебя прошу об этом. Когда очень любишь, то это можно. Ты ведь любишь меня?
– Да, – сглотнув комок, ответил он, – я люблю тебя.
– Иди ко мне, – еле слышно сказала она.
Вначале нужно найти лоха. Лоха вообще нужно всегда держать на примете, но в данной ситуации нужно найти лоха совершенно конкретного и неподдельного. Этим обычно занимался Карась.
У него на подходящего лоха глаз был наметан. С первого взгляда Карась определял в толпе потенциального клиента. В любой, самой угрюмой толпе Карась умудрялся определить того, кто не просто готов отдать все ценности, но еще и имеет эти ценности. Даже сам Карась не мог точно сформулировать набор каких примет определяет его выбор. Он просто знал, что если подойти к эту мужику или к этой телке, или к этому мудаку, то они, телка, мудак и мужик, сделают все что нужно для собственного разорения. Будут действовать как после репетиции и изо всех сил помогут себя кинуть.
Карась вычислял лоха, но первым действовать начинал Пень. У него очень убедительно выходило изображать лоха среди лохов. Именно человек с такой физиономией как у Пня мог совершенно свободно выронить посреди улицы толстенный кошелек или просто кулек с деньгами и пройти дальше ничего не заметив. А потом суетиться, выспрашивая плаксивым голосом у прохожих, не видел ли кто пропажи.
Ответственную задачу развести лоха брал на себя Графин. В зависимости от ситуации и избранного сценария, он либо предлагал лоху поделить найденное, либо просто обращал его внимание на лежащие деньги. Ну и в финале в дело вступали Локоть и Сявка. Сама природа позаботилась об их подготовке на роль вышибал. Такого выражения лица нельзя было специально отрепетировать, с ним нужно было родиться. Только несколько поколений алкоголиков, зачинающих потомство по пьяному делу, могли произвести на свет подобные украшения рода человеческого. Локтю и Сявке достаточно было просто постоять рядом с клиентом, чтобы у того проявилась необычайная сговорчивость в деле расставания с родными ценностями.
Полный город лохов, а на таком лоходроме грех не сшибить на пиво. Грех. Работать решили по упрощенной системе – ни каких «кукол». Пень роняет «бабки» и, если лох их только поднимает, дело сделано. Пусть лох оказался порядочным только хочет спросить типа, чье, в натуре, добро. Это уже все до фени. Счастливый хозяин пересчитывает поднятое и возвращенное и тут же обнаруживает крупную недостачу. Подвалившие Локоть и Сявка в качестве свидетелей подтверждают факт пропажи денег и убедительно просят нашедшего эту недостачу возместить. Вначале просят устно. Если возникает необходимость, то просьба излагается в рукописном варианте. Карась и Графин работают на атасе, завершая изящную простоту спектакля.
Компания приехала на курорт только утром и еще плохо владела ситуацией. Они не предполагали, что даже в обычных условиях их бизнес был бы пресечен достаточно быстро – Король требовал, чтобы курортников не обижали. Свои деньги курортник должен был тратить с удовольствием и так, чтобы и на следующий год возникло у него желание приехать на этот курорт. В обычный день все это вылилось бы в пару пинков и, может быть, демонстрацию ствола.
После стрельбы в «Южанке», а, тем более, команды Короля, всякий, попавший в поле зрения бригад очень и очень рисковал.
Первым готовящееся кидалово засек патрульный сержант, но мер принимать не стал. Наводить порядок в подобных вещах милиции не полагалось, и сержант спокойно подошел к стойке летнего кафе и, выпив стакан бесплатной «колы», перебросился парой-тройкой слов с барменом. Бармен внимательно посмотрел на Локтя и Сявку, пристроившихся в тени платана, на маневры Карася и Графина по набережной и не торопясь подошел к сидящим за столиком четырем ребятам из бригады Грека. И у компании Карася начались проблемы.
Карась как раз вычислил лоха и указал на него Пню. Пень двинулся было на исходную позицию, но вдруг столкнулся с крепким парнем, вздрогнул, захрипел и стал оседать на заботливо подставленные руки прохожего. Локоть и Сявка двинулись к месту столкновения, но за спиной у них появился еще один спортсмен и дважды взмахнул рукой. Сявка и Локоть обычно хорошо держали удары, но в руках у бившего была телескопическая дубинка и пара вышибал спокойно легла у колес кстати подкатившего микроавтобуса. Микроавтобус заодно прикрыл всю мизансцену от глаз гуляющих курортников. Первым в машину вбросили Пня, потом очень оперативно переправили туда же Локтя и Сявку.
Карась потянул за руку дернувшегося было Графина. Не тот расклад, чтобы выпендриваться. Дерьмом запахло и лучше всего было делать ноги, но у людей Грека было другое мнение. Спокойной походкой к Карасю и Графину подошел невысокий крепыш:
– Поехали покатаемся.
– Это еще с каких хренов? – попытался стать в позу Графин и тут же сник, утробно булькнув и опустившись на колени.
– Помочь или сам пойдешь? – почти дружелюбно поинтересовался крепыш у Карася.
– Сам пойду, только ты, братан, напутал чего-то. Мы тут просто так отдыхаем.