Под позолотой — кровь
Шрифт:
И все-таки, при чем здесь баксы? Не понимаю. Гаврилин еще отпил из чайника и резко обернулся на скрип двери:
– Здравствуйте, баба Агата.
– Здоров. Как жизнь?
– Так себе, – почти честно сказал Гаврилин.
Баба Агата поставила сумку на кухонный стол и покачала головой:
– Ты, парень, совсем зажрался.
– Что значит зажрался?
– От него такие женщины выходят, а он так себе живет. Я тут Марину встретила возле дома. Хвалит она тебя и просила напомнить, что ждет тебя вечером.
Гаврилин ошалело смотрел на бабу Агату. Та поймала на себе удивленный взгляд и сердито нахмурилась:
– Чего уставился? Говорит, в гостинице «Юг».
Гаврилин устало опустился на табурет. Кто-то здесь явно не в порядке.
– А вы Марину хорошо знаете?
– С детства. С самого, что ни на есть, раннего.
– И как?
– А это вам мужикам виднее. Я про нее слова плохого не скажу. И другим не позволю. Понял?
– Понял.
– А раз понял – шагом марш за водой.
Это ты, баба Агата, шалишь. Ты мне все расскажешь о Марине. Все. А я расскажу начальству. Порадую. Блесну аналитическими и оперативными способностями.
Глава 5
В начале, когда пацанов вкинули в машину, Карась испугался. Очко сыграло, когда он понял, что будут бить. С другой стороны, били его при его биографии и роде занятий часто, и ничего кроме злости это у него не вызывало.
Часто это была злость на себя за то, что влип. Гораздо чаще Карась злился на того, кто его бил. Но даже в этом случае он понимал, за что и с какой целью все это происходит.
Ну, там, не на того наехали, не ту тачку покоцали или девку не ту отхарили. Такая жизнь, за всем не уследишь. На набережной вначале возникла непонятка. Потом Карась, пацан сметливый, сообразил, что они влезли на чужую территорию. Ну, влезли, ну, ничего не поделаешь. Он и сам, когда ловил на своей территории чужого, любил при помощи Локтя и Сявки поучить фраера уважать границы. Теперь учить будут его команду. И на время Карася охватило даже философское спокойствие.
Сам виноват, что послушался этих пидеров. На курорте нужно отдыхать, на крайняк до тех пор, пока не выяснишь обстановку. Даст Бог, тут обойдется все только побоями и штрафом. Дело житейское.
Тем более, что принявшие их ребята вели себя очень спокойно, без понтов. Они спокойно рассматривали компанию Карася. У того даже отпустил кишечник. Спазмы исчезли и бурчать в животе перестало.
Микроавтобус выехал из города и прибавил скорости. Может, просто выкинут на трассе, для науки. Ну, еще пару раз перетянут чем-нибудь. Потом машина съехала с шоссе, и сидящий на полу Карась увидел, как мимо окон мелькает бурая поверхность скалы, испятнаная изредка зеленью. Потом машина остановилась, и дверь отъехала в сторону.
Без понуканий Карась
Ноги вышибал царапали землю, оставляя извилистые борозды, и Карась, рассудив здраво, пошел вдоль этих борозд. Чистое небо, смолистый от растущих рядом сосен воздух, спокойные, без суеты парни.
Карась, естественно, волновался, но волнение это напоминало мандраж перед кабинетом стоматолога – будет неприятно и больно, но без этого не обойтись. Не обойтись. Никак не обойтись.
Карась стал прикидывать, с кем из ребят можно будет начать переговоры, но даже при своем таланте по внешности определять характеры людей, не смог никого выделить, как старшего. Все они, при внешней непохожести, были на одно лицо. Значит, старший еще подойдет.
И старший подошел. Уже после того, как все через штольню в горе прошли в довольно большую комнату с низким, двухметровым потолком. Перед самой войной здесь планировали хранить боеприпасы для сооружаемой береговой батареи. Батарею построить не успели, а после войны необходимость в ней и вовсе отпала.
Комнату освещали турецкие аккумуляторные фонари. Щелкнули наручники, Локтя и Сявку пристегнули браслетами к ржавой металлической трубе тянувшейся вдоль стены над самым полом. Затем тот самый коренастый парень, врезавший Графину на набережной, задумчиво посмотрел на Пня и Графина, перевел оценивающий взгляд на Карася, обернулся к своим ребятам и молча указал на Пня и Графина.
Снова щелкнули наручники, и к трубе пристегнутыми оказались четверо.
– Меня зовут Женей, – тихо сказал коренастый Карасю.
– А меня… – начал, выдавив из себя улыбку, Карась и протянул руку для рукопожатия.
– А это неважно, – сказал Женя и ударил. И Карася окутала темнота.
Только что Карась стоял, и вот теперь уже лопатки упираются в каменный пол. Во рту вкус крови, перед глазами медленно рассасывается туман, а в ушах, сквозь гул пробивается чей-то голос.
Карась попытался потрясти головой, но сразу понял, что этого лучше не делать. Тем более что туман рассеивался сам собой и гул в ушах потихоньку затихал.
Перед самым лицом Карася маячили чьи-то туфли. Классные туфли, автоматически оценил Карась. Все люди для него складывались из мельчайших примет, привычек и склонностей.
Взглянув на прикид человека, Карась достаточно точно мог определить, как этот человек себя поведет в той или иной ситуации. По туфлям всего не скажешь, но то, что бабки у этого мужика водятся, и что одежду выбирать он умеет, Карась понял сразу. Карась повернул лицо вверх, чтобы рассмотреть ситуацию, но пришлось зажмуриться – свет фонаря больно ударил по глазам.