Под прикрытием
Шрифт:
Кроме, разве что - самого Господа Бога!
Но ему видать, нет никакого дела до нас…
Наконец, спрашиваю самое главное:
– Иосиф Соломонович! Вы так замечательно умете говорить и, так хорошо разбираетесь в юриспруденции… Про ваш философский склад ума, я уж промолчу!
Понимает руки «в гору» и, смеясь мотает головой, ненастойчиво отрицая свои таланты:
– Если бы, я хоть немного соответствовал вашим хвалам, Серафим Фёдорович – мы бы с вами сейчас, в этих стенах не беседовали.
– И, тем не менее! Не могли бы Вы кроме консультаций, вести уроки по основам юриспруденции
Задирает бородку и поблёскивая пенсне, смотрит куда-то в сторону:
– Ну, не знаю, не знаю… Конечно, если прикажите, гражданин начальник…
Привычка торговаться, даже сидучи на нарах - у представителей этого народа неистребима!
– Раз в две недели «комната свиданий» сверх «графика» и двойной оклад учителя советской средней школы на ваш счёт в банке.
– Хм, гкхм…
Повышаю ставки:
– Хорошо, уговорили: тройной оклад. А вот насчёт «графика», прошу прощения – «прачки» у нас не резиновые…
Хитро прищуривается:
– В России, ещё и с «прачками» недостаток?
Вот же жидовская морда, да?! Прямо – жилы с меня тянет.
– Хорошо, Иосиф Соломонович! Будет Вам своя, персональная «прачка». Но, чтоб детишек моих учил…
Я наклоняюсь через стол и подношу к его носу кулак:
– …Как своих собственных, готовя их к процессу по разделу имущества вашего дедушки-миллионера!
***
Исправительно-трудовой лагерь согласно моего проекта - должен быть на самоокупаемости, хозрасчёте и самоуправлении. Его администрация и охрана лишь следит за внешним периметром и соблюдением той же законности внутри – проводя какие-то свои «оперативные» мероприятия.
Как уже говорил, для внутренней административно-хозяйственно деятельности и ведения внешней отчётности, я выбрал зэка Овильянского Илью Михайловича. Это уже сравнительно пожилой человек немногим менее пятидесяти лет, происхождением из потомственных дворян. Как хозяйственник и администратор, он должен быть на высоте: сперва служил чиновником при последнем Царе, затем - «ответственным работником» при первом Председателе Совнархоза… То есть совслужащим – тем же чиновником.
Как говорил Вождь первого в мире государства рабочих и крестьян в 1919 году:
«Нам, большевикам, только кажется, что мы управляем Россией. На самом деле сто тысяч русских чиновников как управляли страной, так и продолжают управлять».
Вот, Илья Михайлович, как раз из числа тех – «ста тысяч» бывших царских чиновников, управляющих ныне Страной Советов.
И другого «опыта» у него с избытком!
За все почитай - шесть лет Советской Власти, он хотя бы раз в год - да садился в тюрьму за экономические преступления. Говорит, что мол - по оговору и, я ему охотно «верю». Всё же любопытно стало, многое всякое про советские тюрьмы той поры слышал и, после деловой беседы, спрашиваю:
– Илья Михайлович! Вы так много «ходок» за плечами имеете… Неуж, у нас в советских тюрьмах для Вас - «как мёдом мазано»? Расскажите, как там сидится-живётся и что в них хорошего? Может и мне захочется… Хахаха!
Тот, понимающе улыбается и трёт носовым платком толстую шею:
– Настоятельно не рекомендую! Тюрьма, молодой человек, как и семья - ячейка нашего общества. Для кого-то
Соглашаюсь, кивая:
– Только любовь с самкой гориллы…
– Хахаха!
Крестится на вдалеке виднеющийся купол Благовещенского Храма Ульяновска:
– Слава Богу, самому не довелось - но при Императоре, говорят, сидеть было ещё страшнее. Могли наказание за что-нибудь помещением в одиночный карцер на два года, в кандалы заковать или розог всыпать… Для низших сословий, конечно. К дворянам, лицам духовного звания и купечеству - таких мер не применялось.
Видно, забавного старикана прибило поболтать и, я не стал ему препятствовать, внимательно и с большим интересом слушая.
– При новой власти, конечно сперва тоже было не мёд. Первый раз меня задержали в январе 1918 года прямо на улице и доставили в арестантский дом - лишь как «подозрительное лицо»… Не понравилось, оно им - видишь ли! Продержали неделю и отпустили. Однако, я Вам скажу – «впечатлений» хватило надолго…
– …Не было разделения арестованных на взрослых и несовершеннолетних – все в одной куче. В камере нет ни матрацев, ни подушек, стоит нестерпимая вонь - весь пол сплошь залит лужей разлагающейся мочи, В баню никогда не водят, чистого исподнего белья не выдают, люди месяцами сидят в кишащей паразитами одежде, на драных лохмотьях вместо постели… Пища для арестованных, заставляет желать не только «лучшего» - а хотя бы её присутствия в достаточном количестве на столах! Чаще всего, дают два раза в день похлёбку из жаренного в растительном масле лука и фунт черного хлеба…
– …На следующий год, уже несколько получше было. Я в 1919 году два раза сидел: первый раз - вообще «ни за что», второй раз - по навету сослуживца мне завидовавшего и разинувшего свой рот на мою пайку. Тогда в Москве три исправдома было - в Кривом переулке в Зарядье, Сретенский исправдом в 3-м Колобовском переулке и Мясницкий дом заключения в Малом Трехсвятительском переулке, у Хитровской площади. Ну и ещё существовал «образцовый» женский исправдом в Новоспасском монастыре, где сидела дочь Толстого - Александра Львовна. Там, ещё помню, над входом было начерчено: «Преступление искупается трудом». Я в первый раз в тот год, в «Кривом переулке» - три месяца отбыл, а во второй раз - повезло попасть в Мясницкий дом заключения, точнее в «Лобаново» - его сельскохозяйственное отделение за городом.
Сижу, слушаю и смекаю: вот когда и откуда - все эти «наши» подхозы пошли!
– …В двадцатом году меня - чуть было не расстреляли: уже в камере смертников сидел. С Кавказа приехали знакомые с продуктами, а кто-то из «подселённых» позарившись на мою комнату донёс. При них чекисты нашли много денег, золото и оружие и заподозрили в шпионаже… Ну и меня заодно. Да, какие из них «шпионы» - обыкновенные мешочники? Но, через полгода разобравшись отпустили всех, правда конфисковав имущество за «спекуляцию»…