Под прикрытием
Шрифт:
– Что произошло, эфенди?
– Еще секунда, и он расстрелял бы нас из пулемета. Он понял, что мы его подозреваем. Если бы он вернулся один и сказал, что на нас напали душманы или правительственные войска – караван бы встал, и это позволило бы правительственным войскам успеть окружить караван-сарай и захватить оружие. Ты видишь, куда направлен ствол?
Абдалла посмотрел на своего соплеменника так, как будто он первый раз в жизни его видел.
– Как ты это понял?
– Очень просто. Он учился в Кабуле – скорее всего, его там и завербовала охранка короля. Он единственный такой. Второе – я хорошо
– Собака…
– Нет времени для мести. Не мсти мертвым – мсти живым. Похороним его – и надо возвращаться. Скорее всего, где-то здесь нас уже ждут, и чем быстрее мы уйдем отсюда, тем лучше. А королевские войска будут ждать сигнала от Саида, они ведь не знают, что он мертв, и до получения сигнала вряд ли тронутся с места. Так мы выиграем время. Садись за руль.
Несмотря на то что на улицах уже воцарилась непроглядная темень, Особый отдел не спал. Почти во всех окнах горит свет, мест на стоянке нет, у солдат на чек-пойнте перед зданием автоматы в руках и нацелены тебе в лицо. Скверное дело, значит, и точно что-то дерьмовое случилось. Очень дерьмовое.
Мэрион я завез по пути домой – она снимала крохотную квартирку вместе с подружкой. После чего – сорвался сюда, отметив, что на улицах выставляются усиленные патрули, такие же, как на двенадцатое июля [59] . Меня многие знали, особо и не проверяли. Около одного знакомого сержанта я остановился, высунул в окно руку.
59
Двенадцатого июля 1690 года войска Вильгельма III Оранского (протестанта) разбили армию последнего католического короля Англии Якова II в битве при реке Бойн. В ознаменование этого протестанты создали орден оранжистов. Каждый год 12 июля они проходят маршем по Белфасту с развернутыми оранжевыми знаменами и под музыку, причем марш обязательно проходит через католические кварталы, как символ победы над католиками. Каждый такой марш заканчивается массовыми побоищами, иногда и терактами.
– Пит, что за хрень творится? Меня с выходного дернули…
– Не знаю, сэр… – сержант огладил пшеничные усы. – Я бы сам рад сейчас дрыхнуть в койке, вместо того чтобы светить своей задницей по улицам. Я думал, вы знаете…
Вот и вся информация…
На парковке мест не было, припарковался на выезде, а что было делать. Перед тем как идти в здание, проверил «браунинг» – на месте. Предчувствие было совсем хреновое…
Основную толпу сотрудников отдела я встретил, когда они шли вниз. Получается, брифинг уже закончился.
– Эй, Алекс, ты какого хрена на брифинге не был?
– Такого, что у меня сегодня законный выходной! –
– Тогда тебе повезло. Мы, по крайней мере, занимались сейчас групповым сексом, а тебя поимеют индивидуально. Готовься.
– Вазелин дать?
– Для своей задницы прибереги. Что случилось?
– Лондон взорвали.
– Сильно?
– Уже сейчас более пятисот погибших. Завалы только начали разбирать.
Пресвятой Господь…
—Какие вводные?
– Как обычно – когда ничего не понятно. Трясем агентуру, шарим по всем местам, где собираются эти придурки из «Свободной молодежи», «Прямого действия против наркотиков» [60] и прочие.
– Ты думаешь, что у пацанов лет двадцати хватило ума взорвать Лондон?
– Нет, я думаю, что так моя задница подвергается меньшему риску словить пулю. Вот и все…
Помещение, где обычно проводили брифинги – большой зал с обшарпанными стенами, с кафедрой, похожей на университетскую, диапроектором и экраном, пропитано смесью запахов дурного курева и кофе. Курили здесь все, несмотря на строжайший запрет курить в здании, а кофейный автомат, в который раз в пару дней загружали здоровенные брикеты «Ирландского ликера», вполне мог плюнуть тебе кипятком на руку. Стулья – как это всегда бывает после большого совещания, – в полном беспорядке, недопитый кофе в стаканчиках стоял на полу.
60
Все это – названия организаций, в которые ИРА вербует молодежь. Существуют в реальности.
– Суперинтендант, сэр… – я обозначил строевую стойку, чтобы не огрести с ходу…
Суперинтендант Малькольм Риджвей поднял взгляд – до этого он сидел за столом, охватив голову руками. Перед ним выстроились в ряд три полупрозрачных стаканчика. Один полный, один почти пустой и один пустой.
– Кросс… Ну, как выходной?
– Сами понимаете, сэр…
– Понимаю… – суперинтендант, видимо, пар уже выпустил, и сил на ругань у него не оставалось, – теперь выходных долго не будет. Ни у кого.
– Что произошло?
– Что произошло… – суперинтендант взялся за трубку и начал набивать ее табаком, уминая золотистое крошево в черное, прокуренное жерло трубки большим пальцем. – Произошло то, что центр Лондона взорван или обстрелян. Скорее даже второе.
– Обстрелян, сэр?
– Вот именно, Кросс. Обстрелян. Или того хуже – разбомблен.
Я подхватил стул – недавно раздолбанные деревянные заменили новыми легкими офисными из металла и пластика, уселся в первом ряду. Услышанное не укладывалось в голове.
– Вы хотите сказать, что это дело рук ИРА?
– А чьих еще? Слушаю предложения, если они появятся – я буду очень рад. Но пока – кроме ИРА, больше некому. Значит, отвечать за все это дерьмо будем мы.
– Говорят, что пятьсот погибших…
– Больше. Уже сейчас понятно – больше, причем не все завалы разобраны. Первый удар по Даунинг-стрит, десять, потом просто били по центру. Непонятно даже, сколько взрывов произошло, говорят о нескольких десятках.
– И все валят на нас?