Под пурпурными стягами
Шрифт:
– А если заметят двухволосые? Они ведь могут сообщить солдатам! Что, если...
– Точно!
– Юноша весело рассмеялся.
– Поэтому я так быстро и закрылся! Ты хороший человек, Фухай! Если бы все солдаты были такими, как ты, мы многое смогли бы сделать! Эхма!.. Наступит такой день, когда мы заставим склониться перед нами самого императора.
– На, возьми, Шичэн!
– Фухай вытащил несколько чохов - все, что у него было в наличии.
– Тебе наверняка пригодятся!
– Ну давай!
– Парень взял деньги и принялся их считать.
– Сейчас пересчитаю и дам тебе расписку. Когда вытряхнем чужаков и я вернусь домой, с тобой расплачусь!.. После первого же урожая!.. Здесь четыре чоха и еще восемьсот монет!
– Он сунул деньги за пазуху.
– Ну, пока!
– И он зашагал прочь.
– А дорогу-то знаешь?
– крикнул Фухай вдогонку.
– Выйду за ворота - там спрошу!
Шичэн исчез из виду, а Фухай остался стоять на прежнем месте. Несмотря на прохладу, которая исходила от воды и зелени - деревьев и тростника, что росли вокруг, - Фухай чувствовал, что ему стало будто бы жарко. Он сел на камень возле невысокого земляного холма и задумался. Его лоб покрылся испариной. Он чувствовал неуверенность и страх... "Что бы ни творилось в этом лире, знаменный солдат не должен покрывать мятежников!
– подумал он.
– Что-то я не додумал... совершил промашку! А если парня схватят и он во всем признается? Что тогда?.. Может, голову мне и не срубят, а вот из армии выгонят - это точно! Глядишь, еще сошлют в Синьцзян, а то и в Юньнань!.. А может быть, все обойдется? успокаивал он себя.
– Если что случится, придется немного раскошелиться, чтобы отвести беду!" - Потом он подумал, что вовсе он и не покрывает мятежников, а делает то, что нужно. В этой жизни повсюду царит произвол и злодейство. У кого есть деньги, тот может любого задобрить и от всего откупиться! Разве это порядок? Фухай не читал исторических сочинений, но он слышал немало рассказчиков и знал содержание многих столичных опер. Из них он понял, что, если порядка в стране нет, значит, династия разваливается!
Или, скажем, Шичэн, который задумал драться с иностранцами. Всякий порядочный человек станет его за это только уважать, потому что от них все хлебнули горя - ох, сколько горя! Фухай не забыл войны, случившейся в год Цзяу [Цзяу - 1894 год, когда происходила война Китая с Японией], и кампании англичан и французов, которые сожгли дворец Юаньминъюань (других событий он что-то не запомнил). Вспомнив об этом, молодой человек почему-то сразу же успокоился. Да, Шичэн прав, но и он, Фухай, тоже прав, а правые люди должны чувствовать себя уверенно. Фухай решил, что ему надо сходить к старому Вану, и медленно поднялся, но, пройдя несколько шагов, остановился... Нет, сейчас он к старику идти не может. Ведь он обещал оставить парня в Пекине. К тому же старик немного болтлив. Не ровен час, скажет где-нибудь лишнее, что сын, мол, ушел, а обо всех его делах знает один Фухай! Нет, не годится! Но с другой стороны, если старику сейчас ничего не сказать, он станет повсюду искать сына, а это еще хуже! Что делать?
Наконец решение было принято. Быстро вернувшись домой, Фухай написал записку левой рукой: "Батюшка и господин Цзиньань! Сообщаю вам, что я возвращаюсь домой на полевые работы. Я боялся, что вы не позволите мне уйти, потому и покинул вас не попрощавшись. О том, что со мной случится в дороге, я сообщу по прибытии. Кланяется вам ваш сын Шичэн". Вложив записку в конверт и заклеив его, Фухай подумал: "Я даже не знаю, умеет ли парень писать?" Он вновь распечатал конверт и задумался. "Эх! Была не была!
– решился он и заклеил конверт вновь.
– Как стемнеет, схожу в лавку к Вану и опущу в щель ворот!"
8
Старый Ван, как известно, недолюбливал иностранцев и терпеть не мог их товары. А теперь, после посещения Шичэна, в его душе родилась острая неприязнь к чужой вере и к тем, кто ее поддерживает, - к двухволосым. Прожив несколько десятков лет в столице, Ван привык относиться к людям с предупредительностью и доброжелательностью, а повстречав на улице какого-нибудь незнакомого монаха, который, возможно, ничем ему не поможет, лавочник старался проявить к нему почтительность, называл "учителем". Но сейчас его поведение сильно изменилось. Он твердо решил, что никакого уважения к иностранным священникам он оказывать больше не будет. Все чаще он с беспокойством думал о сыне и повсюду старался узнать, не случилось ли где-то волнений или судебных дел, связанных с верой. Проходя мимо христианского храма, он нередко останавливался, разглядывая его с вниманием, но, чем дольше смотрел, тем большие сомнения охватывали душу. Какой же это храм? Нисколько не походит он ни на буддийскую, ни на даосскую обитель, а постройки, что рядом с ним, совсем не согласуются с окрестными зданиями. Старику казалось, что в самом храме и в строениях, его окружающих, скрыта какая-то заморская тайна и там затаились разные
Его сомнения, пожалуй, мог разрешить лишь господин До, который частенько заходил в его лавку. Старый Ван уважал своего покупателя за его пунктуальность и аккуратность. Лавочнику, к примеру, очень нравилось, как господин До одевается. В покрое его платья и даже в материале, из которого оно было сшито, виделось что-то древнее. Такой просторный халат с широким поясом, наверное, носили лет этак двадцать, а то и тридцать назад. Вану казалось, что от материи, из которой сшит халат, исходит какой-то особенный запах древности, а своим цветом она совсем не походит на нынешнюю, которую он недолюбливал, особенно "бамбуковку", издававшую странный хруст при каждом движении. Очень нравились Вану и шляпа господина До, и фасон его сапог. Вот, наверное, почему господин До и лавочник, встретившись, могли вести беседу чуть ли не целый день.
Господин До служил мелким чиновником-порученцем в одном из ямыней при маньчжурских войсках. Он получал скромное жалованье, не позволявшее покупать новые вещи, чем и объяснялось его пристрастие к несколько странным одеяниям, которые, на его удивление, удостаивались похвалы лавочника. Некоторые намекали господину До, что его платье, мол, давно вышло из моды, на что старый барахольщик (как его нередко называли за глаза) отделывался шуткой:
– Хм! А вот хозяин Ван похвалил мой древний реквизит!
Наверное, поэтому они и сблизились, а со временем даже подружились. Однако господин До не использовал приятельские отношения с лавочником в корыстных целях, скажем, для того, чтобы брать товар в долг. Иногда лавочник ему даже предлагал:
– Возьмите отведайте! Я даю вам это в долг!
– Нет-нет, почтенный!
– улыбался До и качал головой.
– Никогда в жизни я в долги не залезал!
Да, очень любил он во всем порядок, этот господин До. Такой уж он был человек. Правда, его одежда немного пообветшала, но зато всегда хорошо выстирана и вычищена. Где надо, он сам подошьет и залатает, причем все сделает заранее, пока платье не порвалось.
У господина До сильно вытянутое лицо и очень густые брови. Он редко смеялся и был скорее молчалив, чем разговорчив. Однако с человеком, которому доверял, он готов был болтать сколько угодно и на разные темы, порой рассказывая собеседнику презабавные вещи.
У господина До был старший брат - человек, надо сказать, довольно непутевый, с которым, к счастью, они жили порознь. Корыстолюбивый и алчный, его брат при каждом удобном случае старался словчить и что-то для себя урвать. Правда, особенно серьезных проступков он не совершал, да и не посмел бы этого сделать, потому что был труслив. Любой вопрос он старался решать с ходу, как говорится, одним махом, отчего людям казалось, что человек он на редкость деловой и находчивый, найдет выход из любого положения. На самом деле трудиться он не любил и никаким усердием не отличался, но зато был горазд сытно поесть и сладко поспать. Кстати, спал он всегда при свете, потому что ленился погасить лампу или задуть свечу, между тем всем объяснял: "Без света спать не могу!"
В один прекрасный день он вдруг решил принять христианскую веру. Многие его отговаривали, но он проявил редкое упорство.
– Рассудите сами, - объяснял он.
– Если мне не помог ни Цайшэнь, ни Цзаован, почему бы мне не обратиться к заморскому богу? Ведь в наше время все лучшее идет из-за моря! Вон взгляните вокруг!
Больше всего противился его обращению в христианство брат, господин До, хотя, по правде говоря, сам он не слишком хорошо разбирался в вере и толком не знал, какие блага она дает. Но во время разговора со старшим братом он приводил такой аргумент: