Под ручку с мафией
Шрифт:
Джентльмен и кто там с ним, прошу вас!
Нет никого. Загнали, теперь можно не спешить? Ну, я-то выжидать не намерена. Один выход — впереди — свободный. Похоже, им надо, чтобы я туда двинула. Сейчас, ребята.
Сняв сапожок, кладу в него пищалку. Пусть будет под ногой. Пусть при каждом моем шаге срабатывает ревун в машине гоблинов, конечно, если они окажутся в радиусе действия. Потому что искать их, заблудших, мне больше некогда.
Завожу двигатель и медленно ползу по этой кишке межзаборной к выходу. Тихо пока все, безоблачно. Солнечный денек сегодня. На выезде останавливаюсь — пусто. Район-то какой безлюдный! Собаки только брешут разноголосо. Да и то вдалеке. Повернула. Улочка
Не получилось на Садовую. Пришлось свернуть совсем в другую сторону, потому что «ЗИЛ» — вот он, близко уже, вприпрыжку торопится, разбрызгивая лужи. Утомил он меня! Ну, посмотрим, улица асфальтированная!
«Девяточка» моя битая взвыла в азарте — успевай переключать скорости! Грузовик отстал, но тоже гонит изо всей мочи. Или ошиблись они, и уйду я сейчас по этакой-то дороге, или… Вот подлость! Еле затормозить успела!
Траншея поперек улицы, доски, обрезки труб. «Девятку» занесло, еще чуть — и быть ей в яме. Осталось бы только приблизиться и тихо кончить Татьяну Иванову.
Я выскакиваю из машины. Грузовик, визжа тормозами, летит прямо на меня. По жиденькому трапу перебегаю на ту сторону траншеи, чтобы она была между мной и ими. Неподалеку — мусорная машина возле переполненных баков. Двое пожилых с лопатами замерли от такого бесплатного кино. Сейчас, отцы, будет еще интересней! Выдергиваю из-под куртки оружие, лихорадочно взвожу курки. «ЗИЛ» на излете бьет мою «девятку», та задними колесами соскакивает в яму. Базука в моих руках рявкает огнем, и что-то жестоко бьет меня по затылку.
…Очнулась я от тряски и боли. Трясло всю так, что подбрасывало. Болели ноги, руки, спина, голова — все, что у меня было, болело. Тошнота ползала по пищеводу от желудка до горла и обратно. Мне было так плохо, что довольно долго я воспринимала себя бесформенным комком плоти, ощущающим только свое скверное состояние. Чуть позже вернулось самосознание, и следом возникли два вопроса: «Что со мной?» и «Где я?» Тело казалось завернутым в какую-то дрянь — невозможно было пошевелиться, рот забит тряпкой, глаза и лоб обмотаны чем-то плотным. Глухо доносился звук двигателя. Меня везли по плохой дороге, погрузив в толщу сыпучей, зловонной массы.
«Мусорка!» — догадалась я и от боли, колыхнувшей после сильного толчка снизу, вновь лишилась сознания.
Второй раз очнулась в покое и относительной тишине. Тело было совершенно свободно. От боли, не считая ноющего ощущения в затылке, не осталось следа. Сомнений в том, что я все-таки попалась как кур в ощип, не было никаких, и осторожность советовала начинать действовать со скрытного выяснения обстановки.
Подо мной жестко, пожалуй, даже чересчур. Воздух слегка затхлый, но его много. Где-то глухо журчит, будто по ту сторону кирпичной стены бьет небольшой фонтан. И больше никаких звуков. То ли я в одиночестве, то ли присутствующие способны пребывать в каменной неподвижности.
Потихоньку разлепляя веки, я обнаружила свет. Тусклая лампочка под низким бетонным потолком секунду казалась мне ослепительным солнцем, но вскоре все пришло в норму, и я медленно села, озираясь по сторонам.
Подвал. Узкая длинная камера. Пустая. Гулкая. Одна стена вся в трубах, идущих из торца в торец. В другой — две металлические ржавые двери.
Попыталась встать — не держали ноги. Впечатление такое, что провела в неподвижности очень долгое время. На затылке, под шапочкой, запекшаяся ссадина с влипшими в нее волосами. Чем же это меня так нешутейно благословили? Вспомнила двух пожилых возле мусорных баков, глазеющих, как я взвожу
Ну, овца-тигрица, давай возвращать себе подвижность, пока возможность имеется, не то выдашь ты такой спарринг, за который и на том свете краснеть придется.
Я думаю, что если бы кто-нибудь из моих похитителей наблюдал за мной в те минуты, то неизбежно пришел бы в состояние полного охренения, не побоюсь этого слова, видя, что после хорошей передряги, смазливая и в общем-то жиденькая на вид бабенка не размокает навзрыд, свернувшись в комочек у бетонной стены каземата, а понемногу расходится и, наконец, в полные силу и размах выполняет один из сложнейших комплексов карате-до. Бог — да в помощь!
Закончив упражнение и посидев как следует на пятках для полноты ритуала, я почувствовала себя очень даже сносно, насколько это возможно было в данной ситуации. Подвижность и сила ко мне вернулись, и дух укрепился. Теперь нужно заняться обследованием помещения.
Собственно, обследовать-то было нечего. Трубы да двери. В западном боевике каком-нибудь эти трубы обязательно были бы использованы для обострения ситуации. Скажем, ловкая мадам, устроившись на них, как пантера, с горящими беспощадным огнем глазами, дожидается в тишине и неподвижности смертельного врага. И когда лох входит в хрипатую от ржавых петель дверь, она бросается на него сверху, каблуками ломая ему хребет. Или проламывая череп. Это зависит от вкуса режиссера. И лампочку при этом не вредно разбить заранее. Чтобы лох сильнее боялся. Меня бояться не будут. Лампочку разбить — нечем, рукой до нее не дотянуться. Трубы слишком далеко от дверей. Вскарабкаться на них несложно, но заметят мадам сразу, даже не входя в помещение. И получится из мадам не пантера, сидящая на дереве, а курица на насесте. Это вам не боевик!
Ну, ладно, с трубами разобрались. Что представляют из себя двери? Ржавый металл, миллиметра три толщиной, на раме из стального уголка. Снаружи, разумеется, задвижка. В этой, на уровне груди, несколько отверстий. Палец не просунуть. Снаружи — тьма кромешная. Во второй их нет, но вот интересная особенность — притворена она неплотно. Не заперта! Милости просим, Татьяна Александровна! Или как там у них: «Мадемуазель, прошу вас!» Черт, делают со мной что хотят и выбора не оставляют.
«Предложение неожиданных прогулок — это урок танцев, предложенный нам Богом», — вычитала я у кого-то из классиков. Что ж, придется танцевать вверх по лестнице, первые ступени которой освещены светом из моего каземата. Куда пританцуем?
Лестница оказалась бесконечной. Каждый мой шаг, каким бы осторожным он поначалу ни был, долгим эхом отдавался во тьме кромешной. Ирреальность какая-то. Восхождение во тьму. Красиво! Интересно, какой праздник души и тела ожидает меня в конце восхождения? Праздник отделения души от тела. А монстры здесь водятся?
Я шла на ощупь. Шла долго, шаркая подошвами по ступеням. Несколько раз останавливалась, чтобы перевести дух. И во время одной из остановок испариной на лице ощутила легкое движение воздуха, сквознячок этакий, и уже через минуту стояла в узком проеме выхода на крышу.