Под сенью проклятия

Фёдорова Екатерина

Он резко развернулся, прошагал к выходу, распахнул дверь. Из приоткрытой створки донесся чей-то вопль:

— Пошлите за Глердой!

Вслед зазвучали тяжелые шаги, но дверка тут же захлопнулась, и звуки отрезало.

По дороге в мыльню Алюня то и дело икала, пряча заплаканные глаза. На лестнице дворца и на первом поверхе было странное затишье — ни души, словно все попрятались. Пока мы шли по проходу подклети, мимо двери поварни, двери справа и слева то и дело открывались. Оттуда наружу высовывалась то бабья, то мужская голова. Смотрела

выпученными глазами короткое мгновенье и снова пряталась.

— Здешние-то, — глухо прошептала Алюня, — прячутся! Ровно чумные мы теперь.

Помылась я быстро. Испачканное деревенское платье Алюня прибрала, сказав, что сама постирает. Той лукавой девахи, что ехидно хихикала, называя меня госпожой, больше не было — Алюня только что не кланялась, принимая от меня вещи, а потом поливая на руки отстой золы и воду. То ли смерть Морисланы её напугала до дрожи, то ли Рогор что-то сказал.

Обратно в терем мы шли в молчании, сопровождаемые все теми же испуганными взглядами из-за неожиданно открывавшихся дверей. Наверху лестницы стоял набычившийся Рогор.

— Верч Яруня призывает к себе госпожу Тришу.

Он махнул рукой в сторону Алюни, та исчезла, испуганно ойкнув. Придвинулся ближе, склонился ко мне.

— Ты, госпожа Триша, поосторожнее там. Кланяйся не в пояс, а до земли, верча называй великим господином Яруней. И о Ерислане лучше не заикайся. Не твое это дело — меж верчей лезть, они и так между собой не ладят. — Он понизил голос до шепота. — Яруня знает, что ты Морислейг не племянница, но на людях этого не покажет. И ты помолчи. Он тебя простой травницей считает, которую госпожа наняла по надобности. Если вдруг спросит, куда собираешься после всего, отвечай, что домой, в родное село.

Он отступил на шаг, громко возвестил:

— Ступай за мной, госпожа Триша! Я покажу, куда идти.

И зашагал вниз по лестнице.

Глава восьмая. Проклятье

Горница, куда привел меня норвин, смотрелась богато. Стол и лавки застилала лиловая ткань в золотых узорах, с синими и алыми кистями по краям. Подзоры на окнах поблескивали густо нашитым жемчугом, в резных поставцах у стены высились стопками странные кирпичи, утянутые тисненной кожей, с чудными золотыми знаками по бокам. По беленным стенам тянулась роспись — розаны и многоцветные птицы, от потолка до пола.

У окна на лавке сидел тот самый мужик, который заявился в горницу Морисланы вместе с травницей. Лицо широкое, как лопата, по краю поросло кудрявым волосом, коричневым с сединой. Голова тоже с проседью, по углам тонкого рта коромыслами залегли глубокие морщины.

Напротив, у стены, сидела и травница — молчком-тишком, скромно положив руки на колени и опустив глаза.

— Великий господин Яруня! Вот родственница госпожи, которую ты искал. — Рогор, вошедший первым, отбил низкий поклон и исчез.

Я молча махнула поклон до земли, поздоровкалась:

— Подобру тебе, великий господин Яруня.

Тот

нетерпеливо махнул рукой, приказывая подойти. Я сделала несколько шагов.

— Госпожа. — на этом слове у верча дернулся угол рта. — Триша. Я знаю, что ты знакома с травницким делом. Ты тоже считаешь, что госпожа Морислана умерла от травы, которую травницы именуют кольшей?

— Ясен пень. — Подтвердила я. — От неё.

Верч прищурился.

— Поскольку госпоже Морислане и её дочери в моем доме приносили один поднос на двоих, выходит, отравили её не здесь. Иначе вместе с ней умерла бы госпожа Арания. Морислана приехала в кремль только позавчера вечером. И до сих пор никуда, кроме как на пир, не отлучалась. Значит, там, на пиру, её и отравили.

Он вскочил на ноги, оскалился то ли зло, то ли радостно.

— Гляньте, люди добрые, что твориться! Отравить знатную женщину на королевском мосту, за столом самого короля! Да ещё как отравить! Те, кто это сделал, ответят, не будь я верч Новинский! А если в этом замешан верч Ламаньский.

Мысли мои скакнули. Яруня — верч Новинский! Значит, в этом доме и нужно спрашивать о моем погибшем отце, Варяте. Вот только навряд ли здешняя прислуга знает какого-то земельного. может, лучше спросить самого верча?

Тут в дверь стукнули и глухой голос из-за створки сказал:

— Госпожа Г лерда пожаловала.

— Проси! — Рявкнул верч.

Дверь распахнулась. Вплыла высокая худая женщина в узорчатом платье, с гривой светлых волос до колен. Поспешно спросила:

— Верно ли сказал посыльный? Госпожа Морислана мертва? Клянусь глазом Дина, я до сих пор не верю! Возможно ли такое.

— В наше время возможно все. Даже потрава гостей за королевским столом. — Раздраженно сказал верч. — Трава по имени кольша, Глерда. Я и не знал о такой. Какие-то травницкие штучки.

Он кивнул в сторону бабы в темном платье, здешней травницы.

Та откликнулась:

— Истинно так. И трава эта заповедная, в тутошной местности её не найти. Ещё те повывели, что до нас врачевали. Дело-то простое, хоть и дорогое. Сыпанул мешок соли в пруд, и прощай, трава-потравушка. Значит — привезли издалека. Или оттуда, где человек не живет.

Травница смолкла. Госпожа Глерда после её слов сморщилась, пробежалась по горнице взглядом, наткнулась на меня. Покачнулась, отступила назад на шаг и глянула на верча, вопросительно надломив тонкую бровь на высоком лбу.

— А это. — С запозданием сказал господин Яруня, подвигав мощным подбородком — видно было, что ищет слова. — Это госпожа Триша, дальняя родственница Морисланы. Она с покойной рядом была, когда той стало плохо. Тоже смыслит в травницком деле. И подтверждает, что речь идет об отраве.

Глерда высоко вскинула обе брови.

— Родственница Морисланы? Вот как?

— Дальняя. — Небрежно сообщил Яруня. Шагнул вперед и заслонил меня от взгляда женщины в узорчатом платье. — Но сейчас не время говорить об этом.