Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Молодцы семёновцы! Итак, начинаем атаку. Понимал генерал Гурко трудности, которые предстояло преодолеть семёновцам. Потому и обрадовался, когда увидел, что Раух уже обошёл Правец и ударил в тыл туркам. Вон они, семёновцы, на вершине гор.
Трое суток пробирались семёновцы, чтобы выйти на заданные позиции.
10 ноября наступление начал Московский полк. Турки отбивались отчаянно. Несколько раз солдаты сходились в штыковую. Орудия расчищали дорогу.
Ночью в сплошном тумане две сотни измайловцев, карабкаясь
По данным разведки, Мехмет-паша укрепил Этрополь заранее. На горах, на острых гребнях, возвели редуты и ложементы, а на горе Святой Троицы, позади города, стояла батарея.
На совещании штаба был выработан план взятия Этрополя. Он заключался в обходном манёвре: карабкаясь по отвесным скалам, заходя вправо от ущелья, наступали три батальона преображенцев; тропой слева в тыл туркам пробирался Великолуцкий полк, а один батальон преображенцев наступал по ущелью Малого Искера.
Принимая такой план, генерал Гурко заметил:
— Пожалуй, это будет малая репетиция большого штурма Балкан...
Согласно диспозиции Гурко войска к 10 ноября вышли в тыл туркам. А ночью солдаты-охотники ворвались в редуты и овладели Орлиным гнездом.
В то же время орудийный обстрел по укреплениям на Святой Троице вывел из строя турецкие батареи.
И, когда батальоны двинулись в обход горы, турки бежали через перевал Шандорник к Араб-Конаку...
12 ноября генерал Дандевиль прислал Гурко донесение: турки покинули Этрополь, город занял лейб-гвардии Преображенский полк.
Овладев Этрополем, Гурко расчистил путь через Балканы к перевалам: Вражскому, Шандорнику, Блатницкому. Неизведанной была для российских солдат эта дорога, по которой генералу Гурко предстояло провести армию. Одно и знал Иосиф Владимирович: надо было преодолеть непроходимые зимние укрепления, возведённые природой.
В Этрополе болгары тепло встречали победителей. В церкви служили молебен и Гурко обратился к народу с просьбой помочь российским войскам.
Разместив свой штаб в Орхание, генерал-адъютант Гурко принял решение — начать переход корпуса через Балканы после падения Плевны, когда подойдут войска, выделенные ему главнокомандующим.
У просёлочной дороги, на выезде из Орхание, ровными квадратами вырос палаточный городок. Он напоминал сложенные на лугу копёнки сена.
От непогоды брезент поблек и уже представлял собой слабое укрытие от ветра и уж совсем не спасал от морозов.
Гурко появлялся в палаточном городке, как правило, задолго до рассвета, шёл мимо палаток, выслушивал рапорты дежурных ордеров, разговаривал е дневальными солдатами. Позже, перед побудкой, к генералу присоединялась свита из старших офицеров, адъютанты.
У палаток егерей дневальный
— Голодно, солдат? — спросил Иосиф Владимирович.
— Да уж как иному быть, ваше высокоблагородие, коли в зиму повернуло.
— Сколько лет служишь, солдат?
— Пять, ваше высокоблагородие.
— Откуда призван?
— С Рязанщины, ваше высокоблагородие, из деревни Лесной.
— Поди, леса у вас хорошие?
— Ни единого деревца, ваше высокоблагородие.
— Отчего же деревню назвали Лесной?
— В лета давние, сказывают, так барин пожелал.
— Ну, дневаль, солдат. Скоро срок службы закончится, домой, к земле воротишься, хлеб растить.
— Да уж как, ваше высокоблагородие, по земле соскучился...
К исходу дня Иосиф Владимирович почувствовал общее недомогание, болела голова и тело было чужим.
«Не ко времени болезнь», — подумал Гурко.
Такое с ним случилось три года назад. Тогда он только взял себе в денщики Василия. Увидев, как мается генерал, Василий поднялся на рассвете, сварил какие-то травы, влил в это снадобье спирт и поднёс генералу:
— Ваш благородь, испейте.
Выпил тогда Иосиф Владимирович, потом пропотел, трижды денщик бельё ему менял, а утром поднялся совершенно здоровым...
И вот сегодня прошлое недомогание почувствовал. Позвал денщика:
— Кажется, Василий; надо варить твоё зелье. Нам по лазаретам не время отлёживаться.
— А я вас, ваш благородь, в госпиталь и не отпущу. Попьёте травки, хворь позабудете.
Правду сказал псковский крестьянин, а когда Гурко поправился, спросил:
— Неужели, Василий, от бабки познание твоё?
— Ваш благородь, от бабки истинно. Она многое чего умела...
Тотлебену не спалось. Накинув на плечи подбитую мехом генеральскую шинель и надев папаху, он толкнул набухшую дверь. С улицы пахнуло морозом. Свежий ветер ворвался в сени. Тотлебен переступил порог, остановился на крылечке.
Сквозь рваные облака проглядывали крупные звёзды. Множеством костров горела Плевна, а вокруг, насколько хватало глаз, в расположении российских войск из труб землянок роем взмётывали искры, гасли на взлёте.
Тотлебен прислушался. Ничего, кроме завывания ветра. Но генерал знал: по его приказу с восточной стороны Плевны полным ходом идут сапёрные работы. Солдаты роют траншеи, приближаясь к вражеским укреплениям, устанавливают батареи, чтобы с утра с короткой дистанции начать обстрел вражеских позиций. А под Гривецкие высоты по его, Тотлебена, чертежам румынские инженеры закладывают мины.
Железным обручем охватили Плевну. Блокадные участки определены чётко между корпусными генералами, с диспозициями, предусматривающими взаимную поддержку.