Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис
Шрифт:
– Нет, Йенс. Не жалей меня. Мы должны это сделать, – Фрида подняла на мужчину покрасневшие глаза, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. – Я хочу, чтобы ты знал всю правду.
Йоханесс кивнул головой, отпуская подругу. Пауэлл сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего, наконец, подошла к двери и уверенно открыла её.
У Ольсена перехватило дыхание сразу, как только он увидел лежащего на кровати достаточного юного парня, которому, наверняка, ещё не было тридцати лет. Лицо молодого человека было болезненно бледным, под глазами красовались сине-жёлтые круги, искусанные губы почти не были видны, потому что сливались с кожей. Когда Эльфрида и Йоханесс зашли в комнату,
Грин казался свежим трупом, который погиб всего пару минут назад крайне мучительной смертью. Он словно пережил какое-то жестокое испытание, после которого так и не смог прийти в себя. И возможно, Ренди бы даже показался Йенсу красивым, если бы не отросшие грязные спутанные волосы, если бы не лёгкая щетина, покрывающая всё лицо, если бы не бледная кожа, украшенная неровностями, и пустые стеклянные глаза, больше похожие на глаза куклы, чем на глаза человека.
– Здравствуй, Ренди, – тихо произнесла Фрида, присаживаясь на стоящий возле кровати стул.
Йоханесс так и продолжил стоять возле двери, с ужасом разглядывая лежащего на кровати человека. В груди всё сжималось только от мысли о том, что и сам Ольсен медленно, но верно двигался к такому трагичному и глупому концу своей жизни.
– Стивен много писал тебе. Он очень волнуется, Ренди. Сказал, что постарается приехать этим летом, – девушка осторожно взяла руку парня и мягко сжала её.
– Как Лия? – почти одними губами спросил Грин, смотря на Фриду, но в тоже время куда-то сквозь неё.
– Кажется, в порядке. Мы с мамой уже гадаем, когда она родит Стивену первенца. Ты же знаешь, как сильно он любит детей.
– Знаю, – Ренди вяло улыбнулся, а Пауэлл в ответ подарила парню свою самую светлую улыбку. – Это твой парень? – молодой человек одними глазами указал на Ольсена.
– Нет-нет, это мой друг, – Фрида жестом поманила к себе Йенса, а мужчина тут же выполнил её немую просьбу.
– Йоханесс Ольсен, – уставшим голосом представился художник.
– Мистер Ольсен, у Вас удивительные глаза. Вы знаете, что за одни только глаза можно простить человеку всё? – сипло произнёс Ренди.
– Правда? – спросил Йоханесс, попытавшись выдавить из себя улыбку.
– Вы когда-нибудь видели в глазах целый океан? – в голосе Ренди стали едва различимы нотки какой-то необъяснимой нежности, да и все его лицо в целом стало куда мягче.
– Видел, мистер Грин, – Ольсен больно сжал губы, пытаясь не вспоминать эти самые бирюзовые глаза, причиняющие ему одновременно дикую боль и дарящие необъятное счастье.
Эльфрида внимательно переводила взгляд то на Йенса, то на Ренди, чувствуя некое напряжение в воздухе, которое увеличивалось все больше и больше буквально с каждой минутой. Удивительно и страшно, но именно они могли так хорошо понять друг друга.
– Я знал человека, чьи глаза… чёрт, они похожи на бирюзовый океан, – Ренди закрыл глаза и скривился. – На самый настоящий бирюзовый океан, в котором мне так повезло утонуть.
Йоханесс резко перевёл взгляд на Эльфриду, которая очень виновато и пристыженно смотрела на мужчину в ответ. В лёгких внезапно начало не хватать воздуха. Чёрт, нет, Ольсен не верит в такие совпадения. Это ведь просто совпадение, верно? Просто его больной разум, который теперь во всех вещах видит одного лишь Эрика Ричардсона.
– Простите за нескромный вопрос, но кто был этим человеком? – хриплым голосом спросил
– А Вы ещё не знаете? – грустно усмехнулся Ренди. – Одни люди считают его Божеством, великим и талантливым человеком, гребаным олицетворением искусства, – Грин выдержал долгую паузу. – А другие – чудовищем, моральным уродом, монстром, чьё имя нельзя произносить вслух.
Йоханесс словно ощутил, как две крепкие руки больно сжимали его шею. Он резко развернулся, постоянно бросая себе под нос тихие извинения, и вышел в коридор, даже не запомнив то, как смог выйти из комнаты на покачивающихся слабых ногах. Вокруг всё погружалось в темноту, а руки всё крепче и крепче сжимали шею. Ольсен слышал, как где-то далеко-далеко кричала Эльфрида, но не обращал на этого никакого внимания, потому что вообще не понимал, где и зачем находится.
Но, наконец, наступила полная темнота.
***
Evanescence – Bring Me To Life
Что будет, если воткнуть нож в человека, а потом спасти его от смерти, вылечить рану, помочь ему восстановиться, заботиться о нём, буквально вдохнуть в него жизнь, а потом вновь разрезать кожу ледяным прикосновением острого лезвия?
Эрик закрыл глаза, пытаясь выкинуть странные мысли, которые закрались в его изрядно хмельную голову. Тонкие пальцы держались за шею, надавливая на бледную кожу. Но Ричардсон прекрасно знал, что не сможет задушить сам себя.
Чёрт, как же обидно.
Эрик поднял глаза на стену и заметил незнакомый силуэт человека, который странным образом сумел попасть в кабинет. Дыхание перехватило, а ледяное сердце в груди на несколько мгновений перестало биться. На самом деле, мужчина начинал понимать, что уже знаком с этими острыми плечами, тонкой талией и длинными ровными ногами.
Он стоял возле окна, красивый и вечно молодой, когда-то готовый продать душу за нестареющее тело, а теперь, обрётший его, недовольный таким исходом событий. Тёмные волосы спадали на худые плечи, которые так давно, но по ощущениям только вчера, были усыпаны яркими рубинами, губы скривились в надменной усмешке, в глазах словно громыхали молнии из тёмно-синих туч, но парень стоял гордо и молчаливо, как великий император, подготавливающий наказание провинившемуся людскому сброду. Рука гангстера невольно нащупала пистолет в кармане, но спокойнее не стало. Он, всегда хрупкий и слабый, теперь был похож на льва, который обязательно сейчас набросится на свою трясущуюся жертву, загнанную в угол.
Парень прикусил мягкую губу, оттягивая её белоснежными острыми зубами. По спине невольно побежали мурашки, чувство тревоги внутри нарастало, а сердце забилось в ускоренном темпе. Он, не шагая, а буквально паря по воздуху, медленно опустился на колени, приблизился к гангстеру и положил ледяную бледную руку на грудь, как раз в то место, где больное и взбешённое сердце пыталось пробить ребра.
– Теперь ты боишься, – голос убийственного красавца был едва слышным, напоминающим ласковое шептание листьев между собой, но в то же время сравнимым с шипением ядовитой змеи. – Теперь ты меня боишься. Не бойся. Я тебя не обижу. В твоей груди бьётся моё сердце, верно? Я умер из-за тебя. Из-за любви к тебе. Смог бы ты сделать тоже самое? Нет. Потому что тебя волнует лишь своя жизнь. Эгоист! – выплюнул разъярённый парень, прожигая взглядом такого жалкого гангстера, который сидел на полу, теперь ища поддержку исключительно в ничтожной бутылке крепкого алкоголя.