Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

Алиса Лиделл

– Т-ты сам так решил. Я тут не причём! – прошептал гангстер, чувствуя горькие слёзы, стекающие по щекам.

Юноша обвил руками шею гангстера. На его устах все ещё была та странная улыбка, чем-то отдалённо напоминающая самый настоящий звериный оскал. Парень приблизился к лицу бывшего возлюбленного и оставил на его губах обжигающе холодный поцелуй. Гангстер моментально оттолкнул от себя парня, но руки нащупали лишь воздух.

– Это не так. Я не мог держать тебя возле себя, как верную собачку. Ты бы все равно ушёл, оставив меня одного. А я не мыслю жизни без тебя. Ты сумасбродный эгоист, ты мудак и моральный урод, но я настолько привык к разлукам, к издёвкам, к тому, что я отдаю тебе всё и ничего не получаю в ответ, что просто не смог бы начать жить другой жизнью. Я мог бы стать самоубийцей,

но продолжаю бултыхаться в этой луже, надеясь, что однажды мой кровавый принц вспомнит обо мне, – в его голосе было столько холода и боли, что все эмоции невольно передавались и самому гангстеру. Он словно прочувствовал всё, что успел пережить бывший любовник. – Ты уничтожил меня. Ты меня загубил. И тебе теперь придётся с этим жить. Ты причиняешь боль каждому, в чью жизнь бесспорно и бесцеремонно влезаешь. Но признайся, тебе самому не нужен никто. Ты вполне мог бы жить и в одиночестве. Но так же не интересно! Ты всего лишь хрупкий бездушный фарфор. Ты не умеешь любить. Твоё предназначение – убивать.

От подобных слов по лбу стал стекать холодный пот. Дыхание перехватило, а в груди сердце словно сжали крепкие руки в кулак. Слишком много слов, которые могут уничтожить одного человека. Перед глазами внезапно потемнело, а голова начала кружиться в бешенном темпе. Он никогда ещё не чувствовал себя так скверно.

По кабинету раздалась звонкая трель телефонного звонка. Эрик резко повернулся в сторону устройства, но когда обернулся обратно, то обнаружил полное отсутствие Ренди, который сидел напротив гангстера ещё пару минут назад. Подождите. А откуда здесь вообще мог взяться грёбаный Ренди Грин? Разумеется, парень никаким образом не мог бы попасть в кабинет Ричардсона, если только… если только Эрик только что не видел перед собой галлюцинацию.

Однако эта телефонная трель мешала сосредоточиться! Гангстер не мог ни о чем думать, когда прямо под ухом играла эта назойливая громкая мелодия. Мужчина еле подполз к телефону и поднял трубку.

– Крестный Отец, извините за столь поздний звонок, – раздался на том конце провода бодрый голос Кристиана.

– Чего ты хотел? – тяжело вздохнул Ричардсон, пытаясь собрать остатки самообладания.

– Помнишь того мальчишку, который за тобой таскался всегда? Ренди Грин, кажется? – незатейливо спросил Эдвардс, в то время как Эрик вновь стал дрожать, словно от сильного холода.

– Помню, – мрачно отозвался гангстер.

– Говорят, он вены вскрыл.

Эрик резко положил трубку.

Глава 3. Если б ангелы твои оставили меня

Я не только старалась

как можно лучше скрывать свои чувства,

но и корила себя за то, что испытываю их.

«…когда папа умер, мама сказала, что он теперь будет наблюдать за мной с большого пушистого облака и следить за тем, чтобы со мной всё было в порядке. Сказала, что он теперь будет моим ангелом-хранителем. Клянусь, мам, я верил в твои сказки ровно до восемнадцати лет и каждую ночь благодарил папу за то, что имею. Даже когда терял в него веру.

А потом мне почему-то стало не за что говорить «спасибо». Да и я вроде как стал осознавать, где находится мой отец. Прости, мам, но я разрушил эту традицию, которую ты так старательно пыталась мне привить.

Нет никаких ангелов-хранителей. Всем плевать на маленького червячка, барахтающегося в дерьме. Папе плевать, Тони плевать. Наверное, только нам, живым, не плевать на проблемы и неудачи друг друга. Почему ангелом-хранителем должен быть сразу погибший человек? Ну правда, какое ему дело до моих крошечных проблем?

Меня защищала не любовь моего отца, который знал меня всего три года. О нет, далеко не его любовь…»

Sarah Vaughan – Mean to Me

По

помещению сильными бесконечными потоками растекалась джазовая мелодия, под которую, неспешно двигая бёдрами, танцевала одна обворожительная официантка, успевая при этом раздавать посетителям бара их заказы. Золотистые кудряшки, словно живущие какой-то своей другой жизнью, мягко прыгали по воздуху, голубые глаза блестели, и их блеск был виден даже в полумраке, царившем в заведении. Коротенькое платье бесстыдно раскачивалось в воздухе, открывая вид на худые ляжки. Она, вся воздушная и лёгкая, буквально приковывала взгляды своей грациозностью и волшебством, завлекала своей кокетливостью, но не позволяла зайти дальше, туда, куда, разумеется, мечтал попасть каждый очарованный официанткой мужчина. Никто не мог подумать, что в этой Дюймовочке скрывается огромная сила и живой трепещущий огонь, готовый сжечь всё вокруг за счастье родных и близких. Стоило только какому-нибудь посетителю дотронуться рукой до коленки девушки, попытаться попасть ей под юбку, пригласить её на свидание, как из обаятельной кокетки красавица превращалась в холодную и непокорливую Салли Смит, верную и заботливую девушку своего неуклюжего и странноватого парня. Никто не понимал, что очаровательная официантка нашла в Люкасе, но их отношения были полны нежности и ласки, томных перешептываний, когда они думают, что их никто не видит, быстрых поцелуев и постоянных объятий, что не давало сомневаться в искренности отношений Уорда и Смит.

Салли послала воздушный поцелуй Люку, который прямо сейчас, опираясь руками за барную стойку, почти не сводя глаз, наблюдал за своей лёгкой прекрасной бабочкой. Юноша широко улыбнулся и поймал драгоценное послание, чувствуя, как щёки покрываются румянцем.

– Молодой человек, молодой человек, когда уже будет готов мой коктейль? – произнесла подошедшая к стойке женщина, от которой веяло крайне неприятным запахом перегара, а ещё и по заплывшим глазам можно было судить о её неадекватном состоянии.

– Пять секунд, – тихо отозвался Люкас, вырванный из мира сладких грёз.

Кажется, иногда этот спектакль затягивал парня и девушку слишком глубоко, так, что они и сами начинали верить в правдивость происходящего. Но, разумеется, эти надуманные отношения ни в коем случае не являлись реальными и более того не могли перейти в действительность. Просто Олли и Лекса уже довольно-таки долго отыгрывают свои роли, поэтому успели срастись со своими персонажами. Оба понимали, как много зависит от статуса «влюблённых». Например, собственная сохранность.

Разумеется, Оливер не говорил Молли ни о своих театральных выступлениях вместе с мисс Ричардсон, ни о ночной подработке. Фостер была довольно умной и начитанной девушкой, но стоило только каким-то опасностям коснуться настоящей жизни, как Молли тут же прятала голову в песок. Она совсем не понимала, что в реальности всё куда сложнее и серьёзнее, чем в книгах, что в жизни всё не решается по щелчку пальцев, как в глупых любовных романах. Более того, у Фостер была глупая и безумная мечта: она хотела, чтобы Оливер познакомил её с Йоханессом, потому что считала, что с первого взгляда очарует мужчину и заставит его считать Молли идеальной партией для сына. И, поверьте, Расмуссен пытался объяснить девушке, что отец болен, что он не в порядке, но Фостер, кажется, с каждым днём всё больше и больше верила в то, что мистер Ольсен так сильно обрадуется за Олли и тут же позабудет все свои тревоги и горести.

Как же сильно иногда хотелось высказать Молли все до последней капли, рассказать ей каждую мелочь, признаться и в настоящей причине несделанных домашних заданий, и в том, почему на самом деле Оливер постоянно шушукается о чем-то с Лексой, в том, отчего Йоханессу не стоит знакомиться с Фостер. Но стоило только Расмуссену вспомнить, как девчонка разрыдалась, когда юноша на чуть повышенных тонах позвал её по имени, так всё желание серьёзно поговорить с Молли вмиг куда-то улетучивалось. Оливер чувствовал себя бездушным злобным существом, когда делился с Фостер своими проблемами, потому что девочка тут же сжималась и начинала плакать. И Оливер опустил руки. Видимо, не судьба. Но к отцу Расмуссен всё равно не поведёт девушку даже под дулом пистолета.