Под властью пугала
Шрифт:
Не успел он это сказать, как господин Кочо Котта подскочил к президенту, схватил его руку, поцеловал ее и воскликнул дрожащим от волнения голосом:
– Ваше величество! Как я рад обратиться к вам так! Греческая пословица гласит… Он протараторил что-то и тут же перевел: плохо, когда правят многие, должен быть лишь один правитель. Поэтому давайте поскорее провозгласим монархию, а спасителя нации – королем!
Сказав это, его милость так расчувствовался, что пришлось ему достать платок и высморкаться.
Остальные последовали примеру господина Котты:
– И почему вы нам сразу не сказали, ваше величество, да на черта нам эта республика? – воскликнул Фейзи-бей.
– Вот-вот, – вмешался Муса Юка, – был бы Зогу, а уж республика или монархия – нам все равно.
Обыкновенно мрачный, сейчас он был весел и доволен.
Один Абдуррахман Кроси опять не сказал ни слова. Он крепко обнял «сына» и, улыбаясь, снова уселся на свое место.
Гафур-бей тоже приложился к руке президента и обнял его, сияя улыбкой, а про себя подумал: высоко же взлетела эта матьянская ворона! Разбойник с гор, байрактар-неуч станет в один ряд с коронованными правителями Европы. Вот это да!
– А теперь за дело, – приказал президент.
– Нет, нет, ваше величество! – возразил Гафур-бей. – Перед тем, как начать, прикажите, чтобы принесли шампанского. За это надо поднять бокалы!
– Вот именно!
– Шампанского!
– Значит, вы мне не подчиняетесь, – сказал президент притворно-сердитым тоном. – Нехорошее начало для короля, вступающего на трон, – добавил он, встряхивая колокольчиком.
– Напротив, ваше величество, – сказал поднимаясь Нуредин-бей. – Короли выражают волю народа, и вы, ваше величество, правильно делаете, начиная с того, что выполняете пожелание своих подданных.
– Мы – народ, ваше величество, – заявил Фейзи-бей.
– Да, да, мы – народ, – повторил Джафер-бей.
– Vox populi, vox dei, – сказал Кочо Котта и тут же перевел: – Глас народа, глас божий.
После того как прозвенели бокалы с шампанским, которое, судя по всему, «его величество» приказал приготовить заранее – так быстро его принесли, – после того как снова и снова прозвучали поздравления и комплименты, которые у государственных мужей всегда были на кончике языка, они опять уселись вокруг большого стола, а президент, садясь во главе, произнес повелительным тоном:
– А сейчас, господа, давайте поговорим, какие меры необходимо принять. Два момента имеют особое значение: во-первых, вся процедура должна соответствовать конституционным нормам. Нельзя пренебрегать ни единым, даже самым незначительным и формальным, положением основного закона. Во-вторых, надо организовать дело так, чтобы предложение исходило от народа и было одобрено единогласно, понятно? Никаких случайностей. Особое внимание надо обратить на печать: не публиковать ни одной статьи без тщательнейшей проверки, не пропускать даже отдаленных намеков на то, что есть в Албании люди, не одобряющие провозглашения монархии. Затем надо будет решить все остальные вопросы: бюджет, пропаганда, необходимый церемониал
Президент остановился, закуривая новую сигарету. Он много курил.
Воспользовавшись паузой, заговорил Гафур-бей. Ему не терпелось приняться за работу.
– Ясно, ваше превосходительство. Могу вас заверить, что все будет сделано exactement [15] по вашим указаниям. К печати будут приняты меры. А что касается зарубежной…
– Мы говорим только о нашей албанской печати, – перебил президент. – С иностранной печатью мы, конечно, ничего поделать не можем.
15
Точно (франц.).
– А как быть, ваше превосходительство, с зарубежной албанской печатью, именно ее я имею в виду.
– Ее мы должны заставить замолчать, – добавил президент, поясняя свою мысль: – Из всех албанских газет какой-то вес имеет лишь «Диелы», издаваемая в Америке. Все остальные – чепуха, листки, которые никогда не попадают в руки серьезным политикам.
– Газету «Диелы» выпускает ваш противник, – заметил Джафер-бей. – Его последние статьи полны нападок на вас.
– И он должен замолчать, – сказал президент.
У Мусы-эфенди сверкнули глаза. Заметив, как он весь напрягся, президент успокоил его:
– Нет, в этом нет необходимости, Муса-эфенди.
– А что будем делать со вторым?
– С кем?
– С тем… бородатым…
– Ничего. Все знают, что он против меня, но серьезные политики не станут к нему прислушиваться.
– Он принялся стихи писать.
– Переводит Омара Хайяма.
– Пусть сочиняет, пусть переводит, – сказал президент, – он бессилен нам повредить. Поездка в Москву дискредитировала его в глазах общества, и мы смело можем обвинить его в большевизме.
– Верно, ваше превосходительство!
– По-моему, ваше превосходительство, – вмешался Нуредин-бей, – было бы хорошо сразу же после провозглашения монархии объявить амнистию всем политическим заключенным и эмигрантам. Это значительно поднимет наш престиж в глазах цивилизованного мира и покажет, что мы достаточно сильны, чтобы не бояться своих врагов.
– Все это так, – заметил Фейзи-бей, – но ведь они прибавят нам хлопот. Стоит им оказаться на свободе, как они тут же зашевелятся.
– Пусть лучше гниют в тюрьмах, – отрезал Муса Юка.
– А еще лучше бы – в земле, – выдавил из себя Абдуррахман Кроси, впервые открывая рот и показывая в ухмылке крупные нечищеные зубы. – Мертвецы не шевелятся.
– Я думаю все же, что мы больше выиграем, объявив амнистию, – настаивал Нуредин-бей.
– Я согласен с Нуредин-беем, – сказал Гафур-бей. – Они нам ничем не могут повредить.
– Да, – сказал Нуредин-бей. – Наши противники были опасны, когда представляли организованную силу. А отдельные амнистированные личности – это уже не организация. А раз так – нам нечего их бояться.