Под жарким солнцем
Шрифт:
— Да, я считаю, что семенные фонды отдавать нельзя. Надо сейчас думать о завтрашнем дне, — решительно сказал Мегудин.
— Вы еще упрямитесь? Хотите доказать свою правоту?.. За такие дела, которые вы совершили, знаете что полагается?..
— Что такого я сделал? — с недоумением спросил Мегудин.
— А какой проступок может быть более тяжким, чем срыв хлебозаготовок? Мы вам верили, ожидали, что наведете порядок, а вы так подвели… За ваши действия вы ответите, и серьезно ответите. Даю вам еще несколько дней, и чтобы план был выполнен.
…Не
Он созвал совещание членов бюро райкома вместе с председателями колхозов, но выхода найти не смогли. Все ходатайства Мегудина о снижении плана натыкались на заявления Дублина о том, что под видом сохранения семенных фондов в колхозах района утаивается хлеб.
После очередного предупреждения Мегудина вызвали на бюро обкома. Под давлением нескольких членов бюро, введенных в заблуждение Дублиным, его исключили из партии.
Домой Мегудин вернулся потрясенный случившимся. По его лицу Лиза поняла, что произошло что-то невероятное, но спросить, что произошло, не решалась, а он молчал. Назавтра чуть свет Мегудин встал с постели и куда-то ушел.
Домой он пришел вечером, поел и сел писать письмо. Писал быстро, нервно, до поздней ночи. Рано утром опять ушел и вернулся поздно вечером, опять очень расстроенным. Лицо его осунулось, почернело. Так прошло несколько мучительных дней.
— Что с тобой, Илюша? На тебе лица нет. Почему ты мне ничего не рассказываешь? Что с тобой происходит?..
— Мне нечего рассказывать.
— Но я же вижу — что-то стряслось… Почему ты скрываешь от меня?
Мегудин упорно молчал.
Назавтра Илья ушел и тут же вернулся. С тех пор как Лиза его знает, она не помнит, чтобы он когда-нибудь возвращался домой среди бела дня и никуда потом не торопился. На следующий день он вовсе на работу не вышел. Такого еще не бывало.
— В конце концов ты скажешь, что с тобой? — не выдержала Лиза.
Илья молчал.
Расстроенная, Лиза пошла в райком узнать, что случилось. Там ей коротко и ясно ответили:
— Мегудин у нас уже не работает.
— Почему? — дрожащим голосом спросила она. — Что случилось?
— Разве вы не знаете, что он исключен из партии… — не поднимая глаз, ответила секретарша.
Лизу будто кипятком ошпарили.
— За что? — с болью спросила она. — За что?..
— Он вам сам расскажет.
Не чувствуя под собой ног, Лиза побежала домой. Дома она Илью уже не застала.
Только теперь Мегудин почувствовал, какое тяжкое наказание для человека, привыкшего изо дня в день трудиться, — безделье, но еще страшнее быть несправедливо наказанным. С первой минуты, когда Мегудину вручили постановление об исключении из партии, ему показалось, что земля уходит из-под ног. И до сих пор все еще кажется, что он теряет опору и падает в пропасть.
Всю жизнь он уверенно ходил по земле, а теперь… теряет почву под ногами. Как же
Она искала его. Ей хотелось успокоить его, приободрить. Но пока Лиза решила молчать и, когда их взгляды встретились, проглотив навернувшиеся слезы, только спросила:
— Где ты был?
— Нигде. Просто прогулялся немного.
— Ну, пойдем в дом, Илюша, поешь, отдохнешь, — ласково сказала Лиза, взяв его за руку.
— Я не голоден… Оставь меня в покое, — ответил он возбужденно.
Постояв с минуту в раздумье, он вошел в дом, сел у окна и, облокотившись на руку, уставился куда-то вдаль.
Лиза подсела к нему. «Не падай духом, Илюша, ты свое докажешь», — хотела она ему сказать, но вспомнила, что он не любит утешительных слов, и, чтобы отвлечь его от тяжелых дум, молвила:
— Знаешь, Илюша, что я тебе хочу предложить? Может быть, мы хоть раз в жизни разрешим себе поехать куда-нибудь отдохнуть…
— Зачем мне этот отдых, разве я устал? Ведь столько работы сейчас… Куда ты хочешь поехать?
— Давай поедем к твоим родителям, ты ведь их давно не видел.
— Да, к родителям надо было бы поехать, но не сейчас…
Лиза поняла, что он не хочет огорчать их тем, что случилось с ним.
Илья прочитал то, что написал вчера, вложил листок в конверт.
— Посылаешь это в Москву?
— Да.
— Очень хорошо, там разберутся. Но все же у меня не укладывается в голове, как могло такое произойти. Не знают они тебя, что ли?..
— Хватит, Лиза, говорить об этом. Запакуй вещи, и поедем в Курман. Ни одного лишнего часа не хочу здесь оставаться.
— А в Курмане что ты будешь делать?
— Буду работать. Какую работу мне дадут, я выполню.
— А зачем тебе ехать в Курман? Там, наверное, тоже знают…
— Ну и что, если знают?
— Неудобно… Ведь знают, кем ты был, и вдруг…
— Я не стыжусь никакой работы, — повторил Илья. — Я могу со спокойной совестью смотреть всем в глаза, я никакого преступления не совершил. И именно там, где меня знают, мне легче будет пережить это недоразумение… Но хватит об этом. Мы выйдем на дорогу — может быть, попадется машина или подвода — и как-нибудь доберемся…
Лиза быстро собрала необходимые вещи. Их трудно было вместить в рюкзак и чемодан, пришлось связать еще узел. Кое-как упаковавшись, они на рассвете вышли на дорогу и на попутной подводе уехали. Потом подвернулась машина, на которой они добрались до Курмана. Лиза с ребенком заехала к своей матери, а Илья отправился в райком, который был для него родным домом. Все его думы, все чаяния были связаны с райкомом. Сюда он приходил советоваться, сюда обращался за помощью, когда ему трудно было. Сердце его дрогнуло, когда он вспомнил, что теперь тут чужой.