Под жарким солнцем
Шрифт:
— Нет, не знаю, как быть… — ответил Гриценко. — Там, где полосы имеются, они в плохом состоянии. А в Ближнем от них даже и следа не осталось. Надо посадить хорошие лесозащитные насаждения и обеспечить их надлежащим уходом, иначе деревья расти не будут.
— Но без лесозащитных полос мы будем страдать от суховеев. Они должны стать нашими «дозорами» против жестокого врага, — напомнил Мегудин.
— Давайте рассмотрим этот вопрос на правлении, пусть товарищи выскажут свое мнение, — предложил Гриценко.
— Ну что ж, я думаю, что у нас есть еще и другие спорные
Хотя объединенный колхоз еще полностью не осуществил все намеченные на правлении мероприятия, однако кое-что уже было сделано. Пробуренные весною новые скважины содействовали значительному расширению в Петровке орошаемых земель, на которых кроме овощных культур большое место стали занимать бахчевые.
В Новой Эстонии выросла огромная ферма. Большой урожай кормовой свеклы и другие сочные корма способствовали немалому увеличению надоя молока. Новые доминирующие отрасли возникли и в других отделениях.
Средства, вырученные от богатого урожая, выращенного на поливных полях, давали объединенному колхозу возможность обеспечить их нужным количеством удобрений и поднять все хозяйства почти до уровня передового Петровского колхоза.
Всюду заговорили о крупных успехах бурно растущего объединенного хозяйства. Сюда начали приезжать соседи и представители дальних областей, чтобы собственными глазами увидеть, что тут делается.
— Где председатель? — спрашивали они. — Мы хотим поговорить с Мегудиным…
На этот вопрос никто в правлении ответить не мог. Чуть свет, когда все еще спят, он может появиться в правлении, просмотреть нужные документы, подписать их и уехать в любое из шести объединенных отделений, заглянуть на какую-нибудь ферму, задержаться у какой-то скважины и посмотреть, нормально ли она подает воду, проверить исправность какого-то мотора. И обязательно увидит, где, кто и что проглядел, где допустил промашку… А осенний день короток. Надо успеть всюду побывать.
В конце одного из таких суматошных дней, когда уставший Мегудин вернулся в правление, его, как всегда, поджидали люди.
— Добрый вечер, товарищи, — поздоровался Мегудин.
— Добрый вечер… добрый вечер, — ответили присутствующие. — Мы вас целый день ждем.
— Я вас слушаю, — сказал Мегудин, разглядывая посетителей.
Первым подошел к нему невысокий широкоплечий мужчина с белой как лен бородой.
— Мы бы хотели… — начал он.
— Вы, кажется, из Миролюбовки? — спросил Мегудин, вспомнив его выступление на собрании колхоза. — Ну что, много сена накосили? Хватило для коровы?
— Накосить-то накосили, но сено уж больно дорогое… Ох и дорого оно нам обошлось! — с досадой ответил тот. — Это сено стоит дороже золота… Я виноват перед миролюбовцами, сам сглупил и их ввел в заблуждение. И вот пришел просить прощения… Я понял, товарищ Мегудин, какую оплошность сделал и сколько вреда нанес себе и людям.
— Я тоже пришел просить прощения, — сказал стоявший рядом с ним мужчина. — Я тоже виноват…
— Я вас ни в чем не виню, мне только хотелось, чтобы вы хорошенько продумали все… —
— Лучше, если бы нас не послушали… А то мы сами себя наказали…
— И что же вы хотите? — спросил Мегудин.
— Мы просим принять нас в ваш колхоз, — раздались голоса.
— Подавайте заявления, — сказал Мегудин.
— Мы принесли заявление от всех. Все, как один, подписались и просят принять в ваш колхоз.
— На правлении решим этот вопрос… Думаю, что удовлетворим вашу просьбу, — обнадежил их Мегудин. — Но учтите: вам надо будет наверстать упущенное…
Мегудин и Гриценко выехали в Миролюбовку после обеда с тем, чтобы к вечеру поспеть на заседание правления. По дороге осматривая поля, они пытались прикинуть виды на урожай и заодно наметить план зяблевой вспашки и осеннего сева.
— Ничего хорошего тут ждать не приходится, урожай будет скудный, — заметил Гриценко. — Вот если бы этот колхоз раньше присоединили к нам, до того как поля были засеяны, может быть, мы успели бы что-нибудь предпринять… А тут еще и жара губит хлеб, и, если даже что-то сохранится, суслики сожрут.
— Надо попытаться спасти хотя бы овощи, — отозвался Мегудин. — Ввести правильный севооборот мы пока тут не можем. Нам надо подумать, как в корне перестроить хозяйство этого отделения, и в первую очередь, где что сеять сейчас.
— Прежде всего надо засеять поля после пропашных. Эта земля все же лучше обработана, — сказал Гриценко.
Недалеко от Миролюбовки они нагнали Колесниченко, который возвращался откуда-то домой. С тех пор когда он выступил на собрании при обсуждений вопроса о включении колхоза Миролюбовки в хозяйство «Дружба народов», Мегудин запомнил этого парня. Остановив машину, он спросил:
— Откуда идешь?
— С кукурузного клина. Еще вчера нашу бригаду послали туда, но никто не вышел на работу, ни бригадир, ни члены бригады.
— Садись, заедем к управляющему, там и выясним, что случилось, — сказал Мегудин.
Когда Колесниченко сел в машину, Мегудин спросил:
— Давно в колхозе?
— После демобилизации. Сначала устроился в подсобное хозяйство потребкооперации…
— А почему сразу в колхоз не вернулся? — перебил его Мегудин.
— Отец, мать и сестра заработали в колхозе три тысячи трудодней, а хлеба получили мало, все сгорело… Вот и вынужден был искать работу, чтобы семью хоть как-то поддержать… А теперь, узнав, что наш колхоз принимают в такое богатое хозяйство, как ваше, я вернулся…
— И как теперь?
— Пока кое-как… Ждем указаний нового руководства…
Как только их машина появилась в Миролюбовке, сразу же во дворе конторы начали собираться люди. Всем любопытно было узнать, что скажет новый председатель. Слухи о нем были разные: одни говорили, что он не в меру строг, за малейший проступок наказывает и даже в тюрьму может засадить, а другие — наоборот, что он только требует честной работы и кто хорошо трудится, тот хорошо живет.
Мегудин поздоровался со всеми, ответил кое-кому на вопросы и вместе с Гриценко зашел в контору отделения.