Под жарким солнцем
Шрифт:
— Сейчас же прекрати! — приказал ему мужчина. — Ну и зверюга же ты! Зачем спустил собаку на парня?
— А чего он лезет к нам во двор? — забубнил Пауль.
— Что значит лезет? Я был во дворе и все видел. Вы с отцом еще ответите за это! — пригрозил мужчина и, взяв за руку дрожащего от обиды и боли Илюсика, повел к себе в дом.
Прошло много времени, как Авраам расстался с сыном, но Илюсик все не возвращался.
— Наверное, осматривает степь. Он же у вас такой любознательный, — успокаивал его Иона Штепер.
Стало темнеть, и Авраам не на
— Зачем его отпустил одного, — корил он себя, — ведь парень мог заблудиться. Но, кажется, я хорошо объяснил ему, как идти. Дорога здесь прямая… Что же могло с ним случиться?
Когда темнота полностью окутала степь, вконец отчаявшийся Авраам пошел в колонию Ной-Берлин, чтобы узнать, не видел ли там кто-нибудь сына. Не пройдя полдороги до полуразрушенного домика, он при свете луны узнал впереди силуэт невысокого человека, который шел навстречу.
— Илюсик? — с тревогой в голосе спросил Авраам.
— Па-а-а-па! — отозвался сын и, не обращая внимания на боль в ногах от укусов, бросился к отцу.
— Где ты пропадал? Ты весь продрог, — сказал Авраам, прижимая к себе дрожащего Илюсика. Пальцы его нащупали голое тело, проступающее через разодранную одежду сына. — Что случилось? — тревожно спросил он.
— Они… они… — начал было Илюсик, но слезы душили его, и он заплакал.
Наутро все переселенцы знали о приключившейся с Илюсиком беде.
— Это дело нельзя так оставлять. Идем в сельсовет! — решительно заявил Иона Штепер.
В немецкую колонию Ной-Берлин они пошли вчетвером: Иона, Авраам, Сендер Клафтер и еще слабый после вчерашнего дня Илюсик. Он узнал двор, где хотел набрать воды. Авраам приоткрыл калитку, и тотчас, почуяв чужих, залаяла собака. Пес рвался с цепи, захлебываясь от лая, но на сей раз из дома никто не выходил. Выждав немного, переселенцы пошли по улице. Над домом из кирпича с железной крышей, выкрашенной в зеленый цвет, развевался красный флаг. Это был сельсовет. Авраам, Илюсик и Сендер Клафтер остались во дворе, а Иона вошел в полутемный коридор, который вел в большую комнату, где стояли канцелярский стол, небольшой шкаф и множество стульев. Справа была дверь, на которой висела табличка с надписью по-немецки. Иона догадался, что это кабинет председателя сельсовета. Приоткрыв дверь, он увидел немолодого кряжистого человека в выцветшей гимнастерке с черным, тронутым сединой чубом. Тот сидел за столом и что-то писал. По шинели и шапке, висевших на вешалке, Иона сразу же признал в нем буденновца. Спустя минуту они уже беседовали как старые добрые друзья. Узнав, что привело Иону в сельсовет, председатель нахмурился и опустил голову.
— Да, я знаю об этом возмутительном случае, — сказал он. — Это позорное пятно на всей нашей колонии. Гражданина, совершившего такое злодеяние, мы будем судить и строго накажем.
Председатель немного помолчал и добавил:
— А я уж собрался идти разыскивать вас. Кстати, где сейчас хлопец?
— Он во дворе.
— Надо, чтобы его осмотрел фельдшер. Пойдемте, я провожу вас.
Во дворе Иона представил землякам председателя сельсовета:
— Знакомьтесь — товарищ Фридрих Зигфрид, буденновец.
Председатель крепко пожал всем руки, сказал:
— Ну что ж, поздравляю вас
Потрепав по голове Илюсика, он спросил:
— Ну, как себя чувствуешь, хлопец?
— Уже лучше.
— Спасибо тому доброму человеку, что промыл его раны и перевязал их, — поблагодарил Авраам.
По пути к фельдшеру Фридрих расспрашивал переселенцев об их жизни, о нуждах, которые они сейчас испытывают.
— Сюда приехала пока только небольшая группа, — сказал Авраам. — Мы должны подготовиться к приезду весной остальных членов нашего коллектива. А пока нам нужно срочно приступить к строительству домов и хозяйственных помещений, вырыть колодцы и где-нибудь приобрести инвентарь и семена.
— Об этом надо поговорить в районе, — посоветовал председатель. — Как раз завтра мне нужно быть в райцентре, вот и заеду за вами. А если понадобится наш совет или помощь — приходите.
— А где нам на первых порах брать воду? — озабоченно спросил Авраам.
— Ну, это совсем просто, — ответил председатель. — Во дворе сельсовета есть общественный колодец. Приходите и пользуйтесь им, сколько вам нужно. — Улыбнувшись Илюсику, он добавил: — Спускать собак на вас больше никто не посмеет.
Пока фельдшер делал Илюсику укол и обрабатывал раны, Фридрих стоял во дворе с переселенцами и что-то оживленно с ними обсуждал.
Возвращающихся из колонии Ной-Берлин Сендера Клафтера и Илюсика первым заметил Шлема Попелюха.
— Швежую воду нешем! Швежую воду! — радуясь как ребенок, еще издалека закричал Сендер.
— Воду! Воду принесли! — передавали друг другу переселенцы.
Все прибежали со своими стаканами и кружками и, обступив со всех сторон ведра, по очереди черпали воду.
— Какая вкусная водица! Холодная! — почти после каждого глотка приговаривал Попелюха.
Когда все вдоволь напились, Пиня Егес вылил остаток воды в котел, поставил его на треножник и принялся варить кулеш. Попелюха принес большую охапку курая и со словами: «На тебе, жги и ужин скорее вари» — бросил его в костер. Курай пылал, и ветер подхватывал и гнал по степи клубы дыма. Попелюха и Егес, приплясывая, кружились вокруг костра и пели песенку, которую сложили совсем недавно:
Суп кипит, идет парок Без печей и кочерег. Чай готов, готов пирог, Суп хлебай, глотай чаек. Будет пламень полыхать, Землю будем мы пахать. Мы засеем ширь полей, Чтоб жилось нам веселей*.К костру подошли Авраам и Иона, отставшие от Илюсика и Сендера Клафтера.
— Стоило нам принести немного свежей воды, как вы все уже развеселились, — улыбнувшись, заметил Авраам.
— Когда цыган поет? Когда он голоден, — отозвался Попелюха. — Проголодавшись, поют, чтобы скоротать время, пока готовится ужин.