Под жарким солнцем
Шрифт:
— В каких поселках и деревнях вы были в последние дни? — спросил Мегудин.
— Сегодня был в Миролюбовке. Видел солдат, которых ты послал.
— А что они делают?
— Кое-что из инвентаря и тягловой силы там сохранилось, и они приступили к работе.
— Даже работать начали? — обрадовался Мегудин.
Он хотел еще спросить о чем-то, но, подойдя к зданию исполкома, увидел на крыльце Еремчука.
— Никитич! — бросился Еремчук к Ивану Никитичу. Он обнял старика и, заглядывая в глаза, спросил: — Выжил, дед?
— А
— Это же наш разведчик, — сказал Еремчук, обращаясь к Мегудину. — Сегодня утром нас тут было только двое, а сейчас вон сколько народу.
— Советская власть вернулась, и люди вернулись… Немного пшеницы сохранилось — значит, сумеем продержаться, — ответил Мегудин.
— Я, я… — хотел Еремчук сообщить радостную весть, но от волнения не мог вымолвить и слова. — Я, я н-на-шел, — бормотал он, — н-на-шел т-трактор!
— Какой трактор? Скажи: где?
— Около МТС.
— Откуда он там взялся? — спросил Иван Никитич. — Сколько раз мы проходили мимо и никакого трактора не видели. А может быть, вчера немцы в панике перед отступлением бросили его…
— Надо посмотреть, какой трактор. И если он только в исправности, то это же клад… А если придется ремонтировать, инструменты у вас есть? — спросил Мегудин.
— Должны быть… Я спрятал, — сказал Еремчук.
— Посмотри, уцелели ли они, и проверь, работает ли трактор. Как только освобожусь, сразу приду.
Все дороги и дорожки, которые вели из Курмана в переселенческие поселки, Мириминский знал как свои пять пальцев. Он мог бы найти их с закрытыми глазами. Теперь все они заросли травой так, будто на них никогда не ступала человеческая нога, не топтали конские копыта, не катились колеса подвод, машин, тракторов. Вокруг необъятной степи царит мертвая тишина, будто вымерло все живое. Остатки полусгнившего будяка, курая, осота, пырея валялись на давно не вспаханных и не сеянных полях. От старательно обработанных полей и помину не осталось.
«Видать, от частых осенних дождей травы заполонили степь», — подумал Мириминский.
Он досконально знал здесь каждый клочок земли, каждое деревце, каждую лозинку винограда. Только пни, которые торчали здесь и там в степи, напоминали ему о том, что когда-то тут цвели сады, пели соловьи, кружили пчелы и била ключом жизнь. А теперь тут глушь да пустырь. Порой он натыкался на одичалые лозы виноградника. На них уже начали набухать почки, вот-вот они распустятся, зацветут, завяжутся плоды. Где же заботливые хозяева, которые с такой любовью некогда выращивали, выхаживали их и в то тяжкое лихолетье кинули на произвол, не воспользовавшись их щедрыми дарами. Из белой дымки тумана вдруг выплыл его родной поселок. Как он мечтал вернуться сюда, в свой родной дом, встретить жену и детишек, земляков, с которыми рядом жил и работал… С замиранием сердца он вошел в поселок.
Безмолвно,
Быстрыми шагами шел Мириминский по улице разрушенного поселка и вдруг остановился, увидев родной дом целехоньким, будто он ждал его прихода. Он выстоял огненный смерч, который тут пронесся, пожары, бушевавшие здесь, только стены немного накренились и рамы перекосились. От воздушной волны взрыва кое-где вылетели стекла и сорвалась черепица с крыши. Дверь была настежь открыта, будто бы ненадолго куда-то вышла хозяйка…
С трепетным волнением Мириминский вошел в дом. Сердце его усиленно забилось. В спальне и в детской комнате было все так, как до войны, только гардероб был пуст и одеял, подушек не было.
«Наверное, Шева забрала все это с собой, когда эвакуировалась, — решил он. — Но благополучно ли они добрались? А может быть, они вовсе не уезжали никуда и где-то скрываются…»
Эти мысли не давали ему покоя. Он присел на кровать, вздремнул и во сне увидел Шеву, детей. От охватившего волнения он проснулся, осмотрел все вокруг, но никого не было, и от этих воспоминаний у него еще больше защемило сердце. Он вспомнил, как Шева провожала его к машине с мобилизованными на фронт и, прощаясь, он сказал: «Не плачь, я вернусь, обязательно вернусь! А ты с детьми постарайся как можно скорее отсюда уехать».
Уже вечерело. Оставаться в пустом, безлюдном поселке ему не хотелось, и он решил еще засветло уйти. Может быть, там он встретит людей, узнает что-нибудь о своих и выполнит задание, которое поручил ему Мегудин.
Мириминский без устали бродил по сожженным поселкам, разрушенным деревням, по изрезанным траншеями, противотанковыми рвами пробуждающимся весенним полям.
По дорогам и здесь и там встречались люди — больные, немощные старики, женщины с детьми на руках, нагруженные узлами и домашним скарбом.
Среди возвращавшихся к родным очагам людей было много знакомых из опустошенных поселков. Каждого он расспрашивал, не встречали ли они его Шеву с детьми, успели ли они эвакуироваться. Тревожные мысли о них не давали ему покоя. Но все же его не покидала надежда, что сейчас, когда он уже дома, он получит от них весточку.
В каждом поселке, в каждой деревне, на бывших колхозных дворах Мириминский находил уцелевшие ржавые плуги, лопаты, бороны, сеялки и все, что может пригодиться для пахоты и сева.