Под знаменами Аквилы
Шрифт:
Салливан говорит шепотом, как и саламандра. Нарушать подобную идиллию резким громовым рыком совсем не хочется. Он бесшумно выдохнул, прислонившись к стене, чувствуя как внутри становится теплее. Мир за пределами этой комнаты исчез. Ему вдруг стало хорошо. Так хорошо, что он в блаженстве закрыл глаз, наслаждаясь этим приятным, теплым чувством, что медленно разливалось по всему телу, идя от живота и доходя до кончиков пальцев. Полузабытое чувство безопасности и комфорта... Которого эти девушки лишены…
На сердце вдруг стало противно.
– Я знаю, каково это, жить
– Купил?, - Саламандра с изумлением смотрит на него и Салливан умиротворенно улыбается, видя как в свете слабого пламени ее глаза блестят подобно ограненным топазам.
– Его команда искореняла культ хаоситов на моей планете. Я вызвался быть проводником и в неравном бою смог выследить и убить чудище, что породило их нечестивое колдовство, - улыбка на его лице становится горькой, - когда пришло их время покинуть нас, то старейшины моего племени решили, что золото важнее жизни безусого юнца и я отправился с ними.
Саламандра в шоке смотрела на него прикрыв рот рукой: “Это ужасно”.
– Ну почему же. Я многого достиг. У меня было уважение, выпивка, женщины… Много женщин, - Салливан мечтательно закатывает глаза, но тут же осекается, видя осуждающий взгляд Гвиневры, после чего лениво протягивает - Знаешь, сложно устоять, когда они так к тебе и липнут.
Они еще немного молчат.
– Я пришел сказать кое-что еще. Если ты боишься, что теперь вас с Тарквинией могут разлучить, то не нужно. Может вас взяли в нашу команду и насильно, но Вебер и я смогли настоять на том, чтобы вас признали полноценными гражданами Империума. А это значит, что формально, как только ваша служба у нашего инквизитора закончится, вы вновь будете свободны. Я… Я просто понимаю, насколько это важно для вас.
Саламандра неуверенно ерзает на своем месте, сжимает губы, выдавая всем своим телом, как две противоположные мысли схлестнулись в битве за ее разум. Наконец, она говорит : “Знаешь, однажды я решила, что не дам одной глупой инари испортить себе жизнь и вызвалась помочь ей за плату, которую могла проиграть в кости и не заметить. Хотя, вспоминая тот день, еще неизвестно кто кому помог : стареющая саламандра, испытывающая проблемы с алкоголем, и медленно теряющая себя на дне стакана, или не в меру амбициозная лисичка, отважившаяся без оружия и охраны вломиться в разбойничий притон”.
– Разбойничий притон?
Гвиневра лишь вяло отмахивается рукой : “ Моя рука никогда не обнажала клинка ради убийства невинных и безоружных. У них просто была хорошая выпивка. Лучшая в округе”.
Гвиневра молчит и биоритмы показывает, как ее сердце начинает чаще биться, а пальцы сильнее впиваются в подушку.
– Скажи мне, какая жизнь ее теперь ждет? Со мной то ладно, мне уже давно плевать на себя. Но она…, - Гвиневра оборачивается, вглядываясь в глаза Салливана, словно хочет увидеть в них ответ, который успокоил бы ее. И не находит. Она вновь отворачивается и продолжает смотреть на мирно причмокивающую во сне мамоно.
–
– Месть - это важно. Иногда это единственное, что поддерживает в нас волю к жизни.
– Нет, месть это ужасно. Однажды я хотела отомстить человеку, что забрал самое дорогое что у меня было.
– Ребенок?
Саламандра на секунду замирает, с тревогой поглядывая на Баргеста.
– В сердце женщины нет человека важнее, чем ее дитя. Это очевидно. А в том, что ты была матерью, я не сомневаюсь, - Салливан с легкой печалью смотрит на нее, - Только дурак не увидит, каким взглядом ты смотришь на свою подругу.
Гвиневра лишь молча кивает:
– Я пришла к его дому ночью, намереваясь войти внутрь и убить его самым жестоким способом, которым только смогу.
– И не смогла?
– Не смогла. Сквозь раскрытые окна я видела его молодую жену, маленького ребенка, старых родителей. Моя дочь сама допустила ошибку первой обнажив клинок. Как я могла убить того, кто лишь защищался?
– И что ты сделала?
– Ушла, не оглядываясь назад. В мире и так полно боли. Новая ничего не исправит.
Баргест задумчиво смотрит в темноту комнаты. Монстры так себя не ведут. Он сотню раз бился с ксеносами, еретиками, мутантами и не мог назвать среди них ни одного, кто смог бы поступить точно так же. Было забавно видеть абхумана, что был человечнее львиной доли людей, с которыми пересекалась его линия жизни.
– Господин…
– Не господин. Когда рядом нет никого- просто Баргест или Салливан.
– Баргест. Прошу, я должна знать, она сможет когда нибудь получить то счастье, которое заслуживает? Дом, семью, непоседливых детей?
Салливан молчит, ибо хорошо знает ответ - нет. Служба в инквизиции означает что ты уйдешь с нее или в гробу (самый распространенный вариант), или твои враги устроят тебе такую жизнь, что о смерти ты будешь мечтать.
– Да, сможет. Как только мы закончим свои дела на этой планете мы дадим вам золото и свободу. Вебер ценит своих людей, - И вновь столь привычная “ложь во спасение”. В который раз. Думать о том, что скорее всего их убьют как свидетелей, причем приговор поручат исполнить именно ему, не хочется совершенно.
– Спасибо, - В тишине раздается чуть слышный скрип кровати, а затем Салливан ощущает, как на его плечо ложится голова абхумана.
Секундный шок быстро проходит. Сейчас она не мерзкий ксенос, а абхуман, что лишь недавно увидела свет Императора.
– Пожалуйста, не отталкивай, - она доверчиво прижимается к нему, - Я просто…. Ты даже представить не можешь как это тяжело, все время быть сильной.
– Я думал, что ты считала меня плохим.
Гвиневра шмыгает носом, крепче прижимаясь к его мундиру - Нет, ты хороший. Я чувствую это.