Под знаменами Аквилы
Шрифт:
Солдат в шлеме с маской со светящимися красными глазами покрутил вентиль на своем оружии, тем самым высвободив струйку малого огня. Он демонстративно вскинул оружие, направив ствол немного к небу и полыхнул пламенем, как показалось Тарквинии, драконьим. Её щеки уловили тепло от адского жара, что она отшатнулась подальше. Кожа немного разболелась.
Солдат шел неторопливо, напевая какой-то веселый манер, искаженный его воксом. Вся толпа замерла и через мгновение начала еще сильнее умолять о пощаде.
Тарквиния сделала
– Не делай этого, - Кто-то с силой хватает ее за руку. Напряженное до предела тело вздрагивает, и как-то обмякает, когда она видит, что это лишь Гвиневра, - Я знаю, что ты задумала. Не делай этого! Ты просто глянь, он же больной садист. Да ты сама только пострадаешь!
Но выбор уже сделан. Рот чуть приоткрывается, собираясь сказать умные слова оправдания и тут же закрывается, когда сердце говорит, что это не нужно. Такое просто нельзя объяснить.
– Господин Вебер!, - Тарквиния сжимает в пальцах инсигнию инквизиции, высоко поднимая ее над головой. И чуть ли не кожей чувствует как сразу сотня взглядов устремляются на нее. Она зло дергает руку, вырываясь из цепких рук Гвиневры и идет, не слушая ее мольбы остановиться.
Каждый шаг дается ей с трудом, каждый шаг она делает через силу. Когда ее взгляд встречается с непреклонным взглядом Максимиллиана Вебера, то только осознание того, что от ее силы сейчас зависит жизнь ни в чем неповинных детей, заставляет ее вступить в неравный зрительный поединок.
Она чувствует себя голой. Сейчас ее не защищают ни добротные одежды, ни ее слабые познания в боевой магии, ни верное плечо подруги, сейчас в отчаянии рвущей на себе волосы, удерживаемая могучим Баргестом. Есть лишь она и порыв души, что она просто не может сдержать внутри себя.
На лице Вебера лишь небольшой налет удивления. Это еще не бунт, но уже акт неповиновения. Неповиновения прилюдного. Без наказания это не останется. Он видит как его аколита делает шаг, словно преодолев внутреннюю преграду, и уже знает, о чем она попросит: о милосердии. О милосердии к этим грубым, падшим людям, что в этом мире стали изменниками даже для своих, связав свою жизнь с монстрами.
– Господин инквизитор!, - Вебер ждет, что голос инари будет слабым, умоляющим, но вместо этого слышит твердость. Такой голос мог бы подойти сороритке или даже каннонисе. Воображение словно в насмешку рисует образ Тарквинии в боевой броне сестер, с ослепительно белыми волосами, только без этих уродских ушей и противного хвоста. Хм, а в таком облике она даже симпатична.
– В чем обвиняются эти несчастные жители?
– В оскорблении инквизитора.
На миг Тарквиния даже не находит слов, чтобы выразить свое удивление. Она ожидала услышать про неверие в их Императора, про вооруженное сопротивление. Но! Их собираются казнить просто за обидные слова?!
– Эти несчастные абхуманы и люди ничем не заслужили такой судьбы. Если их и можно в чем то обвинить, то только в том, что им были неведомы
– А эти отважные абхуманши, - Она делает жест в сторону минотаврих, - даже перед лицом грозного врага не дрогнули и встали на защиту своих человеческих собратьев! Не думая отступить, даже когда их стали покидать последние силы.
– Господин Вебер, - Тарквиния встает перед ним на одно колено, - склоняюсь перед вашей мудростью, молю, даруйте милость, дайте попытку имперским священникам обратить их души к слову Императора. И в залог я даю вам свою жизнь. И если их души окажутся черны, то пусть меня постигнет та же судьба, что и их.
Она встает с земли, выпрямляясь во весь рост, чувствуя как в груди словно горит огонь, что распространяется до самых кончиков пальцев. Сердце бешено стучит. Страх отринут и забыт. Она сделала то, что ей велело сердце и теперь не отворачивая взгляд смотрит в глаза инквизитора, не пряча взор. Поступок, на который до нее отваживались лишь космодесантники.
Над толпой повисает тягостное молчание. В глазах испуганных деревенских жителей лишь мольба и какая-то странная, безумная надежда. Маленькая инари вдруг стала в их глазах великаншей, чей рост был выше самых высоких сосен (это все метафорически).
– Хорошо.
Слова Вебера действуют на Тарквинию, и на Гвиневру, словно ведро холодной воды. Взгляд Тарквинии потухает, неистовый огонь, что горел в ней подобно доменной печи кузниц Марса, гаснет и она чувствует, словно та сила, что она ощущала внутри себя, медленно покидает ее тело, словно она лишь взяла ее в долг и теперь отдает с процентами.
На тело вдруг наваливается свинцовая усталость. Теперь все ее силы она тратить на то, чтобы не свалиться замертво прямо перед Вебером.
Сам инквизитор лишь улыбается уголками глаз. Если на его лице и появилась улыбка, то ее не видно за высоким воротником. Он поворачивается к притихшей толпе: “Сегодня можете праздновать, несмотря на все ваши прегрешения перед ликом представителя священного Ордос, я дарую вам свою милость. И если ваши тела и души пройдут все проверки, то я даже дарую вам право называться абхуманами”. Он разворачивается, уходя к своей химере и лишь его плащ развевается на ветру.
– Великий Ака… Император! Девочка, что с тобой?, - Тарквиния с благодарностью чувствует чьи-то нежные и сильные руки, что обхватили ее.
– Гвиневра, пожалуйста, не отпускай меня. У меня такое чувство, будто, я сейчас упаду.
– Хорошо. Пойдем, выпьем чаю. Ты даже не представляешь, как напугала меня!
Тарквиния чуть ли не повисает на плечах своей подруги и уже собирается уйти, со ставшего невыносимо ярким Солнца, когда одна гольштавра из толпы вдруг обращается к ней: “Да благословят боги твою добрую душу!”.