Подари мне любовь
Шрифт:
Ройс оттащил жену от телеги, рассудительно заметив:
– Должно быть, тут какая-то ошибка, Кристен. Не может быть! Женщины не обращаются с твоим братом подобным образом!
– Обыкновенная женщина, может, и нет, но эта - бессердечная жестокая сука, получающая наслаждение от страданий других. Она сама призналась во всем, что сделала с Селигом, и его люди знают это. Если ты прикажешь освободить датчанку, не сомневайся, они с ней расправятся.
– Но Алфред с меня шкуру сдерет, если узнает, что я согласился на такое!
– раздраженно воскликнул
– Нет, если ты объяснишь ему, что она наделала, - запротестовала Кристен.
– Но если это беспокоит тебя, забери своих людей и уезжай. Тебя не должно касаться все то, что я делаю ради родного брата.
– Разве?!
– прорычал он, угрожающе шагнув к жене, так что та попятилась.
– Боюсь, придется изменить мое решение насчет времени и места предназначенной тебе порки!
Кинжал по-прежнему висел у бедра Кристен, но она не сделала попытки вынуть его из ножен. Но, вызывающе подняв подбородок, она предостерегла мужа:
– Если хочешь разукраситься синяками, давай начинай! Я не буду покорно терпеть, так как знаю, что права!
– Когда это ты покорно терпела?
– буркнул Ройс, но по глазам было видно, что запал прошел.
– И разве ты правильно поступила, отправившись одна, без меня, когда стоило всего лишь немного проехать на северо-восток, чтобы отыскать меня. И все потому, что знала: я непременно отошлю тебя домой, и не желала этого. За это теперь ты и получишь все, что причитается, можешь быть уверена!
При этих словах Кристен неожиданно рассмеялась и бросилась ему на шею.
– Но я могу заставить тебя забыть испуг, тревоги и все, что я наделала, - уверенно объявила она.
– Сомневаюсь…, однако могу дать тебе возможность попытаться.
Эрика тупо наблюдала, как Ройс отошел и заговорил о чем-то с другими так тихо, что она ничего не расслышала. О ней на время забыли, и это оказалось к лучшему, поскольку горечь, поднявшаяся в душе, грозила перелиться через край.
Как близка была свобода! И в последний момент воля норвежки пересилила! Впрочем, наверное, не только воля. Нет, конечно, саксу следовало быть понастойчивее, но Эрика знала, почему он так внезапно сдался. Стоило Ройсу увидеть Селига, как он забыл обо всем. Эрика сама представила вид несчастного, и гнев и обида мгновенно исчезли.
– Ты поняла, о чем они говорили?
Эрика почувствовала, как колыхнулась телега, но не заметила, что это Селиг придвинулся ближе к краю. Быстро подняв глаза, девушка увидела, что он сидит, наклонившись вперед, и смотрит вниз, крепко вцепившись в борт.
Даже сейчас, с изможденным, осунувшимся, похудевшим и бледным лицом, он был неописуемо красив. Правда, скулы выдавались чуть сильнее, зато ресницы…, длиннее Эрике не приходилось видеть, а чувственные губы обещали несказанные наслаждения…
Эрика постаралась выкинуть тревожащие мысли из головы и уставилась на него, донельзя изумленная тем, что на этот раз Селиг не хмурится, не глядит злобно, а обращается к ней спокойно, почти дружески, и поэтому прошло некоторое время, прежде
– Почти все, - небрежно проговорила она, хотя и немного настороженно.
– А ты?
– Нет, - признался он.
– Поскольку Ройс и почти все его люди знают кельтский, не стоило трудиться. А ты знаешь кельтский?
– Нет.
– Хорошо, что мы оба знакомы с северными языками. О чем они спорили?
Эрика не могла поверить, что этот разговор происходит на самом деле.
"Она будет страдать лишь от моей руки”, - вспомнила Эрика.
Селиг сам сказал это, и она слышала собственными ушами и нисколько не сомневалась в правдивости его слов. Однако сейчас Селиг говорил с ней, словно ничего не произошло. Может, стоит сейчас попросить прощения, пока он в этом странном, едва ли не радостном настроении? Умолять о милосердии? Объяснить насчет Уолнота?
Но под взглядом этих блестящих серых глаз она едва пролепетала:
– Никак не могли прийти к согласию насчет моего присутствия здесь.
Немного подумав, Селиг кивнул:
– Да, Ройс всеми силами души ненавидит датчан. И ни за что не потерпит их присутствия, какова бы ни была причина.
Отчаяние вновь охватило ее, и девушка ничего не могла с собой поделать:
– Не бойся, твоя сестра взяла верх.
Селиг кивнул, словно другого и не ожидал.
– Если тебя освободят без моего согласия или ты все-таки сумеешь сбежать, я отправлюсь в погоню. На земле нет такого места, где ты могла бы скрыться от меня.
Выражение его лица не изменилось, оставаясь таким же бесстрастным. Эрика невольно задрожала, хотя Селиг и не видел этого. Как молниеносно он может наброситься на ничего не подозревающую жертву! Каким образом Селит делает это? И почему?
– Собираешься играть мной?
– спросила она, не зная, что сказать.
– Конечно…, пока не буду способен на большее.
– И Селиг улыбнулся ослепительно прекрасной улыбкой, от которой у нее перехватило дыхание.
– Веревки вам к лицу, леди, - добавил он, пристально глядя на ее горло, - особенно та, что обвилась вокруг вашей шейки.
Эрика побелела. Он намеревается повесить ее! И заранее упомянул об этом, чтобы она думала, представляла, мучилась, чтобы страх пожирал ее разум.
"Она будет страдать лишь от моей руки”, - снова вспомнила Эрика.
Эрика закрыла глаза, борясь со слезами. Селит наблюдал за ней, довольный ее испуганным видом. Девушка была красива, так чертовски желанна… Даже сейчас, ненавидя ее, презирая, он признавал за ней способность разбудить в нем странные чувства. Но жестокость! Такая необъяснимая жестокость! Селит никогда не видел столь бессердечных женщин! Может, все дело во власти, которой наделил ее брат? Однако и мать и сестра обладали такой же властью, хотя в жизни не оскорбили, не пытали и не обидели просившего о помощи. Эта же датчанка велела его высечь, но за что? Потому, что он предложил разделить с ней постель? Да любая другая мгновенно бы ухватилась за такую возможность!