Подари мне надежду

Манило Лина

— Решил отметить новый этап в жизни покупкой посудных полотенец? — смеётся, когда в общем потоке покупателей минуем входные двери. — Или трусы новые купить нужно?

— И трусы, и полотенца, и ещё что-нибудь. Потому что, ты же сама видела, в новой квартире нет почти ничего. Лишь мебель, да и та мне не нравится. Херня, а не мебель. А так как сам я ничерта в этих финтифлюшках и нужностях не смыслю, мне нужна ты.

— Помочь трусы подобрать?

— Типа того… а если серьёзно, то тебе же там жить. Ты же помнишь о своём обещании остаться рядом? Я ночью всё слышал, не думай.

— Притворщик! — хлопает меня по плечу и озирается

на ряд электрических каминов, отделанных ценными породами дерева, камня и какими-то коваными завитушками. Даже фальшивый огонь за экранами горит весьма бодро, как настоящий.

— Так что, давай выбирай, что там тебе нужно… для комфортной жизни. Главное, не забыть купить большую кастрюлю, а то меня так просто не прокормить. Не забывай, я амбарная мышь!

Паясничаю, утаскивая Аню за собой всё дальше и дальше, вглубь торгового зала, мешая одуматься и запаниковать. Тормозим почти в каждом отделе, выбирая то краску для стен, то обои, то мебель. Сначала Аня стесняется, настаивая, что деньги нужно экономить, но всё-таки удаётся убедить не оглядываться на ценники. Я скопил в этой жизни достаточно и заработаю ещё, чтобы не считать каждую копейку. Мне хочется, чтобы наш с ней дом был тёплым, наполненным светом, и в него хотелось возвращаться каждый вечер, а по утрам не хотелось уходить.

Когда грузовик с эмблемой гипермаркета на боку увозит наши покупки по нужному адресу, Аня кладёт мне голову на плечо, гладит по спине, а я целую её в макушку.

— Главное, что холодильник купили. И кастрюлю, — замечаю, а моя девочка смеётся заливисто. — Не пожалеешь о переменах?

— Если эти перемены связаны с тобой, то нет.

Запрокидывает голову, тянется ко мне губами, впервые не обращая внимания на тех, кто может оказаться рядом. Сейчас у нас нет ни одного повода скрываться, и от этого легко-легко.

34. Влад

Утро начинается не с кофе, а с адской гонки. Нужно срочно сдавать дела, готовить документы и подбивать отчётность, если хочу скорее приступить к новым обязанностям. Сотрудники меня не трогают и не тормошат попусту — лишь по моей просьбе шуршат тихонько туда-сюда, справедливо решив, что их жизни им дороже. Ибо давно выучили, что Киреев легко может выйти из себя, а такой я даже сам себе не нравлюсь.

Всё бы ничего, но Серёга за утро, наверное, раз пять позвонил напомнить, что к шести нас с Аней ждут в “Леваде”. Сначала я был вежлив, на третий раз мягко послал, на пятый — подключил весь матерный словарный запас. В ответ звучал громкий смех, а шум на заднем плане, как лучшее доказательство, что праздновать Петрович начал ещё вчера.

У него вообще всё происходит в жизни стремительно. Сергей не боится ни перемен, ни новых начинаний, всегда готовый броситься без спасательного жилета в бурлящий водоворот новых возможностей. В армии он закрывал нас своей широкой спиной, вот и сейчас каждый день, точно сражение. И именно такая суета делает его счастливым.

Но если он не прекратит меня донимать, сорвусь с места, приеду в рекордно короткие сроки и начищу ему табло. Отвлекает же.

До обеда я весь в дыму и пене, аж искрюсь от напряжения. Но зато выполняю львиную долю намеченной работы. Мой заместитель бьёт копытом — не терпится скорее занять моё место. Женя — хороший парень. Исполнительный, серьёзный, чистый на руку. И, самое важное, не склонен заводить друзей среди коллег, от того его кандидатура подходит

идеально. А мне радость, что не придётся тянуть кота за хвост и искать себе замену, теряя время.

Снова телефонный звонок, но уже на личный номер, и я хмурюсь, прочитав имя абонента на дисплее. Не знаю, какого чёрта я держу этот номер не в чёрном списке? Сам себе порой удивляюсь.

Телефон разрывается бравурным маршем, скачет и прыгает на полированной столешнице, а я сижу, глядя на него, и грызу карандаш.

Илья.

— Киреев… — удивляется, точно не мне звонил. Может быть, правда, ошибся номером?

А я молчу, как обиженная принцесса, ожидая, что скажет мой нежданный абонент.

Илья угадывает моё настроение и продолжает:

— Поговорить надо. Очень.

Я не знаю, о чём нам разговаривать. Мы давно уже не друзья. Враги? Вполне себе. Но не друзья. Мне давно уже отлично живётся без задушевных бесед с ним. Думаю, он тоже не скучал всё это время. Тогда, какой смысл?

— Правда, Влад, у меня серьёзный разговор. Не будь дерьмом, а?

— Как ты лихо всегда умел в свою сторону повернуть. Я уже и претендент на главную кучу дерьма. Ты не меняешься.

— Я пытаюсь. — Кажется, или в голосе что-то типа сожаления? У Ильи? Сожаление? Надо посмотреть сводку новостей. Вполне возможно, в соседнем лесу вымерла вся фауна. И флора до кучи. — Я рядом с Торговым центром. Подгребай к парковке. — И контрольный выстрел: — Пожалуйста.

Вешает трубку, а я минут пять пялюсь в одну точку перед собой, пытаясь понять, что чувствую. Но хрен мне, а не самоанализ, потому что этот звонок выбил у меня почву из-под ног. И положить бы болт на то, что Илья ждёт меня где-то — пусть дальше верится в своих проблемах, но что-то в его голосе навело на мысль, что выслушать стоит. Послать всегда успею.

Со временем ненависть к Илье превратилась в застаревший нарост на том участке души, где хранятся все светлые моменты детства и юности. С Маринкой мы о нём никогда не говорили, а сыну она не рассказывала о его героическом папаше. Предпочитала молчать, хотя Антон довольно настойчиво выпытывал. Мальчикам нужен отец, как пример, как образец. У Антона его не было, да и не очень-то Илья годится в примеры для подражания.

Ай, чёрт с ним.

Моё любопытство меня когда-нибудь точно погубит.

Хватаю со стола ключи, сигареты и выхожу на парковку. До конца перерыва ещё полчаса, можно потратить их на этого придурка.

Илья стоит, оперевшись спиной о свою машину, и смотрит куда-то в сторону. Он мало изменился за пятнадцать лет: такой же длинный и долговязый. Ноги, руки — километровые, но с возрастом оброс мясом настолько, что даже кадык не торчит. Хотя, вроде, снова похудел.

Время меняет всех, но внутри, до самой смерти, мы остаёмся такими же.

— Спасибо, что пришёл, — говорит, переводя на меня тяжёлый взгляд. Под почти чёрными “цыганскими” глазами залегли тени, а нос заострился.

Хм, странно.

— Какой-то ты вялый, — замечаю, останавливаясь рядом.

— Да чего-то бодрость меня оставила, — отмахивается и распахивает дверцу рядом с водительским сиденьем. — Запрыгивай, Киреев, в салон. Поедем пожрём. Я помню, ты любитель.

Я тоже много, что помню, но молчу, принимая предложение. Уж очень мне что-то не нравится потухший взгляд Ильи и какие-то медленные движения, точно ему бороться приходится каждый раз, чтобы лишний шаг сделать.