Подари мне нежность
Шрифт:
Приближался рассвет, но Каван проснулся больше часа назад. Он крепко обнимал жену. Та спала на боку, прижавшись к нему спиной. Гонора спала обнаженной – она настояла на этом, сказав, что ей доставляет удовольствие ощущать прикосновение его обнаженной кожи к ее и что ночью будет так чудесно чувствовать, что он лежит рядом, прижавшись к ней.
Естественно, эти слова возбудили Кавана, и они опять занялись любовью. Да, Гонора отнюдь не была той серой испуганной мышкой, за которую он ее когда-то принимал. Хотя мыши – это очень хитрые
Когда дело доходило до занятий любовью, Гонора не проявляла ни малейших признаков страха или робости. Совсем наоборот, она, похоже, получала удовольствие от каждого мгновения, и было понятно, что она хочет научиться большему. Если она сомневалась, то спрашивала Кавана, и будь он проклят, если ее искренняя любознательность не воспламеняла его еще сильнее.
Он думал, что кончит сразу же, когда Гонора, сжимая в руке его восставший член, спросила, можно ли ей попробовать его на вкус, как Каван пробовал ее.
Можно и не говорить, что он торопливо закивал, и будь он проклят, если Гонора не наслаждалась этим искренне и долго, как наслаждался женой сам Каван. Он вспомнил и ухмыльнулся. В Гоноре было все, чего он когда-либо хотел от жены, и даже больше, и теперь Каван чувствовал себя счастливым и одновременно виноватым.
Гонора призналась ему в любви, и это тронуло его сердце и согрело душу. Каван не мог понять, как она сумела полюбить его, ведь после своего возвращения домой он вел себя с женой не лучшим образом – но это произошло.
Следовало испытывать благодарность, а вместо этого Кавана мучило чувство вины. Дело не в том, что он сомневался в своей любви к жене. Каким-то образом, сам не зная как, он тоже отдал ей свое сердце, представления не имея, когда это произошло, но какая разница? Значение имело только то, что Каван наконец понял, какие чувства он испытывает к Гоноре. И все же…
Он не мог заставить себя сказать ей об этом. За прошедшую ночь она не раз говорила о своей любви, а он так и не сумел ей ответить. Он не мог позволить ни себе, ни ей этой радости, облегчения или удовольствия. Он не имел права быть счастливым.
Каван потерпел неудачу, не сумев спасти брата, и это терзало его – так же, как и сведения, полученные им во время плена. Он хотел поделиться с кем-нибудь тем, что выяснил, но не мог. Он не знал, кому может довериться.
Каван посмотрел на спящую жену. С какой радостью он рассказал бы все ей, но ясно же, что это знание поставит под угрозу ее жизнь. Каван не сомневался, что в этих сведениях скрыто связующее звено, которое может стать ключом к благополучному возвращению Ронана, но до сих пор так и не сумел выяснить, в чем оно заключалось.
Раньше или позже все равно придется кому-нибудь довериться. Он хотел сделать это сразу же по возвращении, но чем больше думал о том, как складывалась его дорога домой, тем отчетливее понимал, что
Гонора зашевелилась, потерлась о него спиной и тихонько вздохнула. Глаза у нее оставались закрытыми, и Каван улыбнулся. Даже во сне она охвачена страстью. Каван нежно погладил ее грудь, потеребил соски и разжег желание жены еще сильнее.
Когда вздох Гоноры перешел в стон, Каван провел рукой по ее животу, между ног и осторожно скользнул в нее пальцами.
Гонора распахнула глаза. Каван покусывал ее шею, входил все глубже и шептал:
– Я хочу тебя. – Он понимал, что должен сказать «я люблю тебя», но не сейчас. Нет, не сейчас.
– Так возьми меня, – сказала Гонора, потягиваясь, поворачиваясь и выгибаясь.
Губы Кавана нашли ее сосок, и она громко вскрикнула от наслаждения.
Каван не заставил просить себя дважды. Он хотел Гонору и взял ее быстро и жестко. Она откликалась подобным же образом, словно они были давними любовниками и встретились после долгой разлуки. Значение имело только их желание, и больше ничего – и, ненасытные, они пытались его утолить.
От их неистового соития кровать ходила ходуном. Пик показался им взрывом, и оба закричали от безумного наслаждения. Каван скатился с Гоноры и рухнул рядом. Он взял жену за руку, и они молча лежали, приходя в себя. Тела их были покрыты потом, оба тяжело дышали, а сердца их бешено колотились.
Они лежали так несколько минут, крепко переплетя пальцы рук.
Наконец Гонора повернулась на бок, лицом к Кавану.
– Может, я требую от тебя слишком многого? – спросила она.
Каван от души рассмеялся и чмокнул ее в кончик носа.
– Требуй все, что пожелаешь.
Гонора улыбнулась:
– Это хорошо. Мне очень нравиться соединяться с тобой.
– Мы будем делать это так часто, как ты захочешь, – пообещал Каван, думая, как ему повезло, что она стала его женой.
– И не только в постели, – напомнила Гонора.
– Там, где пожелаешь.
– Или там, где на нас нападет настроение, – сказала Гонора.
– Можешь быть в настроении, сколько захочешь, – произнес Каван, стараясь, чтобы его голос звучал не ликующе, а просто одобрительно.
Тут они услышали, как кто-то скулит, и через мгновение возле кровати появился Смельчак, виляя маленьким хвостиком.
Гонора рывком села.
– Я забыла, что он в спальне! Должно быть, ему срочно нужно наружу, да еще он наверняка проголодался! Я и сама умираю от голода. – Она откинула одеяло, но, прежде чем выскочить из постели, повернулась и смачно поцеловала мужа в губы.
Каван подпер голову рукой, глядя, как она, голая, мечется по спальне, собирая одежду. На это следовало посмотреть, и он наслаждался зрелищем – плотные ягодицы, округлые бедра, тонкая талия… Господь свидетель, как ему нравились ее полные груди! Каван до сих пор ощущал их вкус на своих губах.