Подарки фей
Шрифт:
– Правда, трогательно? Последняя строка поется очень низко, на пределе моего голоса. Жаль, что тут нет арфы. – Она наклонила подбородок и набрала воздуху для следующего куплета:
О, не дуйте так буйно, ветра, Не студите цветочек мой милый! Хоть подходит разлуки пора, Разлучаться мне с нею нет силы!– Замечательно! – воскликнула Уна. – Ну и как, им понравилось?
– Понравилось? Они были потрясены – просто ошеломлены. Если бы я не видела этого собственными глазами, моя дорогая, я бы никогда не поверила, что могу вызвать слезы, настоящие слезы у четырех
6
Довольно! Это для меня слишком! Довольно! ( фр.)
– А доктор Брейк?
– Он подошел к окну и сделал вид, будто смотрит в сад. Но я-то видела, что его толстые плечи вздрагивали, как будто от икоты. Это был триумф! Я бы никогда его не заподозрила в сентиментальности.
– Жаль, что я этого не видела! Как бы я хотела оказаться на твоем месте! – вскричала Уна, от волнения сжимая ладони. Пак прошуршал в папоротнике, вставая на ноги, и большой неловкий июньский жук с размаху врезался в щеку Уны.
Пока она терла щеку, послышался голос миссис Винси: она извинялась, что Пэнси нынче опять закапризничала и она из-за этого не успела вернуться раньше помочь Уне процедить и слить молоко.
– Ничего, – отвечала Уна, – немного подождать не вредно. Это что там, старушка Пэнси топочет по нижнему лугу?
– Нет, – сказала миссис Винси, прислушиваясь. – Больше похоже на коня, скачущего по лесу небыстрым галопом. Но там нет никакой дороги. Ага, это, наверное, один из Глисоновых жеребят вырвался за ограду. Проводить вас домой, мисс Уна?
– Спасибо, не стоит. Что мне сделается? – сказала Уна и, спрятав свою скамеечку за ствол дуба, быстро зашагала домой сквозь проходы, которые старик Хобден нарочно оставлял для нее в зеленых изгородях.
Нож и кремень
В августе детей отправили к морю. На целый месяц они поселились в тридцати милях от дома, в небольшой, сложенной из песчаника деревушке среди каменистых, обветренных прибрежных холмов.
Они подружились со старым пастухом, по имени мистер Дудни, который знал их отца еще мальчиком. Выговор у него был не такой, как в их краях, и некоторые вещи он называл совсем иначе; но он всегда понимал, чего им хочется, и позволял им ходить за собой повсюду. Жил он в крошечном домике в полумиле от деревни; там, в тепле у очага, который топили углем, его жена выхаживала больных ягнят и варила тимьяновый мед, а Старый Джим, отец молодого пса, что пас теперь овец вместе с мистером Дудни, лежал, вытянувшись, у входа. Дети приносили Старому Джиму говяжьи кости (овчаркам никогда не дают баранину), и если мистер Дудни был со стадом далеко от дома, хозяйка посылала Джима проводить их.
Однажды после полудня, когда по деревенской улице прогромыхал водовоз и вокруг запахло как-то по-городскому, Дан и Уна отправились, как обычно, на поиски мистера Дудни. Дома его не оказалось, и Старый Джим, перевалившись через порог, затрусил по гребню холма, показывая дорогу. Солнце палило вовсю, сухая трава скользила под ногами, и было видно далеко-далеко вокруг.
– Прямо как посреди моря, – сказала Уна, когда Старый Джим остановился передохнуть в тени каменного амбара, одиноко возвышавшегося на ровной площадке. – Идешь, идешь… и все время видишь, куда идешь, а кругом – пустота.
Дан сбросил башмаки.
– Приедем домой, – проворчал он, – первым делом убегу в лес и буду сидеть там весь день.
– Гав! – сказал Старый Джим, показывая, что готов идти дальше, и повел их наискосок через пологий травянистый склон. Но вскоре он опять остановился, выпрашивая косточку.
– Нет, погоди! – сказал Дан. – Где мистер Дудни? Где твой хозяин?
Джим сделал вид, что не понял, чего еще от него хотят, и снова потребовал угощения.