Подарок коллекционера

Джеймс М. Р.

Может быть, он даже отпустил бы меня.

Я медленно, на цыпочках подкрадываюсь к двери. Она слегка приоткрывается, в коридор просачивается тонкая полоска маслянистого света, и Александр снова стонет. Это звучит болезненно, но что-то еще в этом вызывает у меня дрожь, мои бедра сжимаются, как будто в ответ на что-то, чего я не понимаю. Я прикусываю губу, не решаясь позвать его по имени. Очень осторожно я провожу пальцами по краю двери, чуть приоткрывая ее. Ровно настолько, чтобы заглянуть внутрь.

То, что я вижу, заставляет застыть на месте.

Он стоит на краю своей кровати, снова в бордовом халате, но он распахнут и ниспадает по обе стороны

от него. Под этим углом я вижу его широкую, твердую, мускулистую грудь, плоский живот, в котором все еще есть намек на то, что было прессом до того, как он так сильно похудел, стройные бедра и сильные бедра. Мой взгляд скользит вниз достаточно далеко, чтобы увидеть то, что выглядит как рубцовые раны на его коленях, прежде чем мои глаза снова устремляются туда, где находится его рука, между бедер, поглаживающая его полностью возбужденный член.

У меня пересыхает во рту, и все мое тело напрягается, когда волна шокирующего жара проходит через меня. Это похоже на инстинктивную, первобытную реакцию, мое тело на мгновение забывает, кто этот мужчина, и вместо этого видит только его красивую, точеную фигуру, его руку с длинными пальцами, обернутую вокруг его напрягшегося члена, когда он поглаживает его, толкаясь в ладонь. Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина прикасался к себе, особенно так яростно, и я не могу пошевелиться, прикованная к месту.

В другой руке он держит фотографию, глянцевую и слегка помятую, как будто он часто ее держал, и хотя я не могу толком разглядеть, кто на ней, я мельком вижу светлые волосы и худощавое лицо. Мое сердце колотится в груди, страх просачивается сквозь меня, смешиваясь с горячим любопытством, бегущим по моим венам. Это одна из женщин, которые были здесь до меня? Не из-за нее ли он всегда выглядит таким виноватым? Почему он не может посмотреть мне в глаза?

Я знаю, что должна отойти, прекратить смотреть. Я должна спуститься вниз, пока он меня не поймал. Я не могу представить, как он разозлится, если сделает это, особенно после того, как он специально сказал мне не заглядывать в его комнату, но я не могу заставить себя оторвать взгляд. Его тело великолепно, даже при его нынешнем состоянии здоровья, лицо напряжено от удовольствия, темные волосы спадают на лицо. Он выглядит свирепым, мужественным и сексуальным, что я испытала только однажды, когда увидела гедонистическую картину в особняке Кайто. Тогда меня невольно потянуло к этому. Я ловлю себя на том, что снова чувствую это, дрожь по спине, пульсацию между бедрами, странную пустую боль от чего-то, чего я на самом деле не понимаю.

Я знаю механику секса, его части и как это делается, но я ничего не знаю об этом сверх этого. Я никогда этого не видела, никогда ничего не испытывала. Я никогда не чувствовала себя такой наивной и невинной, как в этот момент, когда я смотрю на Александра, поглаживающего свой толстый член, его рука лихорадочно двигается по всей длине. Я понятия не имею, что считается большим, но мне он кажется огромным, размером с кулак, длинным и распухшим. На краткий, постыдный момент я представляю себя лежащей на этой кровати, обхватив ногами его бедра, а эта рука направляет в меня этот толстый, твердый член. Волна тепла пронзает мое нутро, заставляя меня дрожать и хныкать.

Страх следует за этим звуком, и я прикрываю рот рукой, но он слишком сосредоточен на собственном удовольствии, чтобы заметить или услышать. Я зависаю там, желая увидеть финал, что происходит, когда мужчина кончает. Но как раз в тот момент, когда я уверена, что это произойдет, когда его челюсть сжимается, а бедра быстро дергаются, дыхание становится частым и резким, когда он трахает свою руку с первобытной

самозабвенностью, он внезапно отпускает ее, застонав, как от боли.

Он ахает, наклоняется вперед, роняя фотографию, и сжимает одеяло на кровати обеими руками, комкая его. Его спина выгибается дугой, голова запрокидывается назад, когда он издает низкий стонущий вопль, и я с ужасом и восхищением наблюдаю, как его член дергается, вздрагивая в воздухе, словно ища его прикосновения. Все его тело содрогается, и он опускается на колени, зарываясь лицом в кровать, пока его тело дергается, его член все еще дергается, но больше ничего не происходит. Я смотрю, как его плечи трясутся, как будто он рыдает, и я не понимаю… Даже я знаю, что так не должно быть. Он выглядит несчастным, и у меня возникает внезапное непреодолимое желание зайти в комнату, дотянуться до него и утешить. Даже, чтобы помочь ему каким-то другим способом.

Какого хрена, Ноэль?

Я отскакиваю от двери, в ужасе от того, в каком направлении развиваются мои мысли. Прежде чем он успевает поймать меня, я спешу к лестнице, спускаясь по ней как можно тише. Я немного боюсь, что услышу его шаги позади себя, но я вхожу в свою комнату, закрываю за собой дверь и пытаюсь отдышаться.

Что, черт возьми, это было?

Я чувствую себя сбитой с толку, выбитой из колеи, и что-то еще, что-то, в чем я не хочу признаваться. Я пытаюсь выкинуть это из головы, игнорировать, готовясь ко сну, но это не проходит.

Александр странный, и он пугает меня, но в то же время и интригует. Он вызывает у меня что-то вроде сочувствия к нему, которое кажется незнакомым и неправильным, как будто я хочу утешить его, помочь ему, но в то же время я знаю, что он нехороший человек. Хороший человек отправил бы меня домой, как только я проснулась. Хороший человек вообще не знал бы такого человека, как Кайто Накамура.

Я лежу в темноте, уставившись в потолок, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. Ощущение, что пульсация распространяется наружу, по моим венам, моя кожа напряжена и горяча, вся кровь и сердцебиение оседают у меня между бедер. Мой клитор кажется опухшим и ноющим, и когда я сдвигаюсь, сжимая бедра вместе, я чувствую, что я влажная.

Не делай этого, Ноэль. Это плохо. Это неправильно…

Но я не могу уснуть. Я чувствую, что не могу отдышаться, не могу избавиться от пульсирующей боли. Это только усиливается, пока все мое тело не становится возбужденным, на грани, и моя рука скользит вниз по плоскому животу, пальцы проскальзывают за край трусиков. Не то, чтобы я думала, что трогать себя по своей сути неправильно. Я делала это раньше, хотя никогда не кончала. Я подошла к самому краю того, что казалось кульминацией, дрожа и напрягаясь, небольшие всплески удовольствия отдавались эхом по моей коже, но я никогда не позволяла этому закончиться. Это всегда казалось слишком неконтролируемым, слишком пугающим… но сейчас я хочу. Я думаю об Александре наверху, дрожащем и подергивающемся от своего отрицаемого оргазма, и я прикусываю губу.

Я не должна трогать себя, думая о нем. Но что, если это из мести, говорю я себе. Я не доставлю себе удовольствие мыслью о нем, я сделаю это с мыслью о том, чтобы дать себе то, чего он, очевидно, не может получить. Я заперта здесь, в его доме, но я получу удовольствие, а он нет. Это оправдание. В глубине души я знаю, что это так. Но мои пальцы уже скользят по моему гладкому клитору, влажное возбуждение наполняет мою киску, и я зажимаю другой рукой рот, заглушая свои стоны, когда начинаю тереть себя.