Подарок коллекционера
Шрифт:
И тогда я вижу.
Когда я приехала сюда, весь этот дом был покрыт пылью и не использовался, и я никогда не прикасалась к этой комнате и даже не была в ней раньше, но в этой комнате чисто. Каждый дюйм комнаты сияет и не запылен, кровать аккуратно застелена, шторы раздвинуты, чтобы за ними открывался вид на Париж. Растения на подоконнике зеленые и цветущие, а…
У меня перехватывает дыхание.
У кровати стоит пара поношенных балетных туфель. Пуанты. Я смотрю на них, с трудом сглатываю и прохожу дальше в комнату, открывая дверь шкафа.
Здесь висит одежда, чистая
Эта комната выглядит так, как будто она ждет, когда кто-то вернется домой. Интересно была ли это ее комната? Я касаюсь края шкатулки для драгоценностей. Или это комната, которую он отдает питомцам, которые ему нравятся? Может эта комната ждет меня?
— Убери свою гребаную руку от шкатулки.
Я ахаю, отдергиваю руку и, обернувшись, вижу Александра, стоящего в дверях, на его лице маска гнева, какой я никогда раньше не видела. Он шагает ко мне, быстро-быстро. Я в страхе отступаю назад, мое сердцебиение душит меня, но я недостаточно быстра. Его рука сжимается в моих волосах, пальцы впиваются в кожу головы до боли, когда он притягивает меня к себе.
О боже.
Он тверд как скала. Я чувствую, как он прижимается к моему бедру даже сквозь толстую шерсть его пальто, и я вспоминаю, как на мгновение увидела его в своей спальне, его руку, обхватившую твердый, напрягшийся член. Я вспоминаю, как фантазировала о нем позже, в своей постели, и заливаюсь краской стыда.
Александр воспринимает мои красные щеки совсем по-другому.
— Какого черта ты здесь делаешь? — Рычит он, его лицо очень близко к моему. Я чувствую запах его кожи, теплой и мужественной, и во мне резко нарастает страх, смешанный с чем-то еще, жаром, который я не осмеливаюсь исследовать слишком пристально, даже если бы могла.
— Я… — я запинаюсь, ожидая какого-нибудь объяснения, чего угодно, кроме реальной правды о том, что я обнаружила. — Я не обратила внимания. Прости! Я убиралась и отвлеклась…
— Это гребаная ложь, — рычит Александр. — Тебе нужен был ключ, чтобы попасть сюда, ключ, который можно найти только в моем столе. Поэтому ты проникла в две комнаты.
— Мне разрешено входить в твой кабинет. Я убиралась…
— Закрой свой лживый рот! — Его голос повышается, и он резко опускает руку, больно ставя меня на колени, вцепившись в мои волосы. Его голубые глаза почти светятся, раскаленные добела от ярости. В этот момент я ужасно, ужасающе уверена, что собираюсь присоединиться к рядам других девушек, которые сейчас пропали, уехали из этого места. Что бы с ними ни случилось, теперь это случится и со мной, и я чувствую, как слезы боли и страха подступают к моим глазам, когда мои колени ударяются об пол, и я смотрю на искаженное яростью лицо Александра.
Его другая рука опускается вниз, скользит под моей челюстью, захватывая ее и половину моего лица своими длинными пальцами.
—
— Нет, я…
Его рука сжимает мою челюсть, фактически заставляя меня замолчать.
— Я пытался быть добрым! — Александр рычит, другой рукой вцепляясь в мои волосы. — Я пытался не прикасаться к тебе. Я пытался не быть монстром, но ты, блядь, мне этого не позволила. Ты…
Он кипит, дыхание с шипением вырывается у него сквозь зубы, его тело сотрясается в конвульсиях, как будто он пытается что-то сдержать. На один дикий, безумный момент мне кажется, что он действительно собирается превратиться в какого-то монстра, превратиться в какого-то ужасающего зверя и съесть меня живьем. Вместо этого он на секунду отпускает меня, сбрасывает пальто и шарф и бросает их на пол. Он стоит там, одетый в свой кремовый шерстяной свитер и темно-угольные брюки, выглядя одновременно ужасающе нездоровым и нормальным, и красивым, когда смотрит на меня сверху вниз.
— Теперь ты научишься слушаться меня так, как подобает питомцу.
— Что… — Слово даже не успевает слететь с моих губ, как он тащит меня к кровати. На одно дикое мгновение я уверена, что он собирается трахнуть меня, швырнуть лицом вниз на кровать и задрать мне юбку, но вместо этого он садится на край и, к моему ужасу, сажает меня к себе на колени.
— Нет! Остановись, нет…
— Заткнись нахуй! — Александр правой рукой хватает меня сзади за шею, не давая встать, а другой задирает мне юбку, обнажая задницу. Его пальцы зацепляются за край моих трусиков, бесцеремонно стаскивая их вниз, и мои бедра сжимаются вместе без моего на то намерения, в то время как его рука касается моей плоти.
Что со мной не так? Я напугана, зла, как и должна быть, но я чувствую и кое-что еще, тот странный пульсирующий жар, который я почувствовала, когда увидела Кайто и его женщин, и снова, когда увидела Александра в его комнате. Рука Александра сильно опускается на мою задницу, и жгучая боль вытесняет все остальные мысли из моей головы.
Он шлепает меня снова и снова, и я вскрикиваю, извиваясь у него на коленях. Рука, держащая меня сзади за шею, превращается в руку на спине, прижимающую меня к земле. Он делает паузу ровно настолько, чтобы сорвать с меня трусики, прежде чем град ударов по моей заднице продолжается.
— Я собираюсь научить тебя, — он прерывисто дышит, почти задыхаясь, — быть хорошим домашним питомцем. Для твоего же блага…
Он твердый. Такой чертовски твердый. Я чувствую эрегированный вес его члена у своего живота, он вдавливается в меня, пульсирует сквозь ткань его штанов. Это заводит его, и это пугает меня, но и возбуждает тоже. Я не могу притворяться, что это не так. Жар боли от его руки распространяется по моей заднице и бедрам, моя покрасневшая плоть болит и горит, но этот жар, кажется, собирается у меня между бедер, и, к моему ужасу, я чувствую, что становлюсь влажной. Моя киска распухла и ноет, влага липкая на бедрах. Я крепко зажмуриваю глаза, надеясь вопреки всему, что Александр не опустит руку ниже и не почувствует это.