Подарок на совершеннолетие
Шрифт:
Едва мы паркуемся у витрины с претенциозной надписью «Paradis de Souvenirs“, как из ее недр выскакивает довольно молодая женщина с копной каштаново-бардовых волос и расцветает счастливой улыбкой.
— Андре, — выкрикивает она куда-то за спину, — дети приехали! — И уже в нашу сторону: — Наконец-то.
Вслед за этим восторженным выдохом она заключает Стефани в свои удушающие объятия, а потом останавливает взгляд на мне:
— Алекс, не так ли? — спрашивает она, протягивая мне руку. — Наконец-то мы можем познакомиться… Камилла.
— Александр, — отзываюсь в ответ, и мать Стефани и жмет
Мне едва удается устоять на ногах, вернее полу устоять на ногах, вися, по обыкновению, на Бастиане. Камилла Шнайдер замечает это и произносит:
— Где твоя коляска, дорогой? — И не дожидаясь ответа, уже в сторону Бастиана: — Здравствуй, сынок. Дай я тебя расцелую! — расцеловывает смущенного парня в обе щеки. — Так где все-таки Алексова коляска? В багажнике? — Мы не успеваем и рта раскрыть, а она уже протягивает руку Эрике: — Здравствуй, с тобой мы еще не знакомы — Камилла.
— Эрика, — отзывается девушка со смущенной полуулыбкой, на секунду позабыв о мяукающей у ее ног Спичке.
— И Эрика у нас кто? — любопытствует фрау Шнайдер.
У Бастиана краснеют уши, когда он басит:
— Моя девушка.
Фрау Шнайдер, и без того счастливо улыбающаяся, делается еще чуточку улыбчивее и счастливее.
— Девушка Бастиана, — ахает она и выкрикивает все туда же, в сторону распахнутой двери магазинчика: — Бастиан привез к нам свою девушку! Поверить не могу. — Потом снова переключается на меня — и все это в одну миллисекунду: — Так где все-таки твоя коляска?
— Мы ее потеряли, — приходит ко мне на выручку Стефани. — Случайное недоразумение.
И фрау Шнайдер снова кричит:
— Андре, только представь себе, они потеряли инвалидную коляску Алекса!
В этот момент отец Бастиана наконец-то появляется на пороге своего магазина — это маленький, полный мужчина с большими усами, как у Эркюля Пуаро:
— Оля-ля, — восклицает он, кидаясь обнимать сына, меня, Стефани и Эрику впридачу. Даже Спичке он тыкается в шерсть с улыбкой в пол лица… — Вот и мои дорогие детишки! Наконец-то вы здесь. Как я рад, как счастлив… Камилла, немедленно веди их на кухню — уверен они голодны, словно волки! А у папы Андре как раз томится превосходный луковый суп на плите, а еще я испек замечательное клафути… все, как ты любишь, дорогая! — и он щиплет Стефани за щеку, словно маленькую.
Та смущенно глядит на меня, как бы прося прощение за эти чрезмерные словоизвержение и экзальтацию, в которых родители Бастиана и Стеф едва ли не топят нас, словно в сладком сиропе.
В этот момент турбобабули, припарковавшиеся сразу за нами, жмут на клаксон своего ретроавтомобиля, и Хайди Риттерсбах машет нам рукой:
— Встретимся завтра у музея с бабочками в десять утра. Не опаздывайте! — Потом Мария жмет на педаль газа, и они уносятся в сторону Пампеллона.
— Кто это? — удивляется Камилла Шнайдер.
И Стефани пожимает плечами:
— Наши дорожные попутчицы: три восемнадцатилетние турбобабули с Бутербродом на заднем сидении!
После чего мы отправляемся подкреплять наши силы луковым супом и… кла-фу-ти, чем бы оно там ни было.
Сен-Тропе относительно мал и компактен, и обладает незабываемой сибаритской атмосферой,
Вечером мы сидим у башни в старом рыбацком порту в квартале Ля Понш и любуемся разноцветными камешками, поблескивающими в воде при заходящем солнце… Расцвеченные небывалыми красками облака, кажутся нарисованными, и мы улыбаемся, припоминая все эпизоды нашего маленького дорожного приключения.
Эрика полулежит на Бастиановой груди, а наши со Стефани ладони неловко замирают друг подле друга — одно робкое движение, и мы бы соприкоснулись пальцами. Ни один из нас на него не решается…
После поцелуев под летним дождем мы так больше и не затрагивали тему наших взаимоотношений: я все еще не уверен, что готов к чему-то новому, и Стефани, полагаю, знает об этом.
— Здесь так спокойно! — произносит Эрика, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я могла бы остаться здесь навсегда.
— Что наши родители и сделали однажды, — отзывается Бастиан, кидая в воду плоский камешек. — Это место так больше их и не отпустило…
И Эрика замечает:
— Они кажутся такими счастливыми…
А он пожимает плечами:
— Они такие и есть.
Потом мы замолкаем, погруженные в собственные мысли, пока Эрика снова не произносит:
— Знаете, что однажды сказала мне Мария? — Загадочно улыбается: — Она сказала, цените тех, кто умеет видеть в вас три вещи: печаль, скрывающуюся за улыбкой; любовь, скрывающуюся за гневом и… причину вашего молчания. — После этого оборачивается к Бастиану и глядит прямо в его глаза: — Что ты сейчас видишь, здоровяк? — спрашивает она, замерев с тонкой улыбкой на губах.
Парень глядит на нее долгую томительную минуту, а потом выдыхает:
— Любовь? — Тогда Эрика подается вперед и целует его в губы.
… а я сдвигаю ладонь, и наши со Стефани пальцы наконец-то переплетаются. Вижу, как розовеют ее щеки, как рвется вспугнутая нахлынувшими эмоциями венка на виске, как зрачки предательски расширяются, словно готовые поглотить меня целиком.
Это тоже любовь, думаю я, стискиваю ее ладонь еще крепче.
Следующим утром мы всемером посещаем La Maison des Papillons, старинный провансальский особняк в центре города, в котором собрано более тридцати пяти тысяч разнообразных бабочек, и мне доставляет несказанное удовольствие наблюдать восторг каждой из наших турбобабуль и Эрики впридачу, Стефани если и восторгается, то точно не бабочками — главная причина ее восторга — это я сам.
Вижу, как она наблюдает за мной, отмечая каждую эмоцию на моем лице, как радостно замирает, когда я живопишу Кристине Хаубнер жизненный цикл Pontia daplidice, белянки рапсовой, как блестят ее глаза, когда я обещаю подарить той с десяток тропических бабочек в благодарность за наше кладоискательное приключение.
Как я не замечал всего это раньше?
И почему нельзя повернуть время вспять?
А, может, и не нужно ничего ворачивать, просто нужно научиться жить дальше…
— Мама просила пригласить вас к нам на обед, — говорит Стефани, когда мы выходим из музея с широкими улыбками на лицах. — Я обещала, что вы придете, так что даже не думайте отказываться.