Подарок на совершеннолетие
Шрифт:
— Даже и не думали, дорогая, — фрау Риттерсбах поправляет свою широкополую шляпку. — Мы просто жаждем познакомиться с вашими родителями, но для начала мы кое-что сделаем, — и замирает с заговорщическим выражением на лице.
— И что же вы задумали на этот раз? — любопытствую я.
— О, тебе понравится! — кивает она, увлекая нас в сторону пляжа. — Небольшая прогулка — и мы полностью в вашем распоряжении.
И когда мы выходим к воде, маленькая предводительница вынимает из своего неизменного ридикюля садовую
— Будем откапывать новый клад?
Она качает головой.
— Нет, будем его закапывать. — С этими словами из того же ридикюля появляется фарфоровая фигурка в виде ребенка на инвалидной коляске… По расцветке я понимаю, что ребенок — девочка, в руках у нее корзина с цветами, и я мгновенно понимаю, с какой целью все это задумано… У меня стискивает горло. До хрипоты. До залипшего в легких воздуха…
До негромкого «где вы только нашли такую?» и ответа:
— Чего только не найдешь в сувенирных лавках этого милого городка. — А потом добавочного: — Правда, всех мальчиков уже разобрали, остались только девочки… Однако, уверена, мы вполне обойдемся самой идеей происходящего? — И указывает на песок под ногами: — Копай, Алекс. Погребем твое прошлое глубоко и желательно навсегда.
После чего под одобрительные восклицания друзей я выкапываю ямку достаточного размера, укладываю в нее фарфоровую фигурку и засыпаю ее песком. Для надежности Мария утаптывает ее ногами…
— Покойся с миром! — произносит она при этом. — Покойся с миром тяжелое, недоброе прошлое… К тебе больше нет возврата — и к счастью.
После чего мы снова улыбаемся друг другу, выбросив из головы нашу метафорическую панихиду по моему прошлому, а потом направляемся к припаркованному у цитадели автомобилю. Вид оттуда открывается чудесный, и наша минутная грусть сменяется радостным предвкушением отдыха и будущего веселья…
Я поворачиваю голову, чтобы разделить эту минуту со Стефани, когда вдруг замечаю… трясу головой, чтобы развеять секундную галлюцинацию, только это не помогает.
Эстер…
Именно Эстер стоит в стороне у дороги и глядит на меня, не отрываясь. На ней все тот же так хорошо мне знакомый желтый сарафан и рассыпавшие по плечам волосы, которые едва заметно перебирает легкий морской ветерок.
Сердце екает…
— Алекс? — окликает меня Стефани, заметив, должно быть, выражение моего лица. — В чем дело? — и тоже замечает Эстер.
Значит, та действительно не галлюцинация.
Разговор за спиной смолкает — мои спутники тоже заметили Эстер, ясное дело.
Я же как будто бы опрокинут в прошлое, то самое, которое мы только что похоронили и которое я поклялся себе никогда не вспоминать…
— Подсобишь? — говорю я Бастиану, и тот нехотя подводит меня к Эстер.
Шаг… другой… сглатываю… дышу…
— Здравствуй, Алекс! — говорит она мне, нервным движением отводя волосы от лица. —
И я спрашиваю:
— Что ты здесь делаешь?
Собственное сердце почти оглушает: боже, какая же она красивая! Особенно в этом солнечном сарафане посреди солнечного Сен-Тропе.
— Я ждала тебя. Знала, что ты появишься здесь рано или поздно…
— Откуда? — стараюсь говорить с ней как можно тверже, и это выходит почти сердито.
— Вот, одна из твоих спутниц оставила мне эту записку, — Эстер протягивает мне белый листок бумаги с логотипом гостиницы в Инсбруке.
Хайди Риттерсбах — узнаю ее почерк по надписям на карте.
— Алекс, мы может поговорить наедине? — просит Эстер, краем глаза косясь на Бастиана, поддерживающего меня. — Пожалуйста.
Тот так отчаянно пыхтит, выражая свое негодование самим присутствием Эстер в этом городе, что той навряд ли приятно его соседство.
— Бас, поможешь мне добраться вон до той скамейки? — указываю в сторону скамьи у самой воды.
— Ты уверен? — осведомляется он.
— Абсолютно.
И тот отводит взгляд:
— Хорошо.
Мы делаем пару шагов в указанном направлении, а потом я останавливаюсь, нащупав в кармане красную ленту, подаренную Марией.
Меня словно током прошибает…
Оглядываюсь на Стефани… и вижу на ее лице такую смесь ужаса и отчаяния, что сердце невольно пропускает удар.
Волосами Эстер все еще играет ветер…
— Постой, Бас, мне нужно кое-что сказать Стефани, — говорю я другу, и тот ведет меня к сестре.
Она ждет, не шелохнувшись, — никогда не видел у нее такого лица. Опрокинутого… Больного. Она ничего не говорит — я тоже молчу, только вынимаю красную ленту и молча вкладываю ее в безвольно повисшую ладонь.
Та стискивает ее, словно утопающий — соломинку… выдыхает… сглатывает… и я наконец позволяю Бастиану увести себя к скамье для разговора с Эстер.
Эпилог
Маленькая пухлая ручка взметнулась, призывая официанта.
— Принеси-ка нам, дорогой, еще по бокалу этого чудесного молочного коктейля, — просит старушка, кивая на свой предыдущий заказ, почти ополовиненный. — И не жалей зефиринки — сыпь по полной. Спасибо, дорогой.
Официант, безусый мальчишка лет восемнадцати, в смущении спешит прочь, лишь мельком взглянув на новых посетителей: огромного парня в теплой зимней куртке и маленькую девушку в шапке с забавным помпоном — те окидывают помещение кафе ищущим взглядом и расплываются в улыбках, когда три руки одновременно призывно машут им из-за углового столика.
— Мы не опоздали? — любопытствует девушка, стаскивая с головы шапку и одаривая каждую из старушек приветственным поцелуем.
Та, что в зеленом кардигане, с улыбкой отвечает: