Подарок рыжей феи
Шрифт:
— Хорошее место для ночёвки, — кивнул на площадку Гиацинт. — Жаль ломать такую красоту, но мы срежем только несколько штук, чтобы самим поместиться.
Розанчик кинулся к озеру.
— Не пей! Попробуй сначала, вдруг солёная или вообще ядовитая, — предостерегла Виола.
Паж чуть ли не первый раз в жизни послушался предупреждения. Осторожно зачерпнул в ладонь воды и отпил пару глоточков.
— Нормально, — изрёк он. — Кажется, минеральная, очень вкусно.
— Тогда пить будем здесь, где больше всего льет с потолка, думаю, здесь вода почище. А плескаться —
Никто не возражал. Остальные тоже напились воды. Потом Гиацинт и Джордано пробрались к площадке и кинжалами и руками посбивали несколько сталактитов, чтобы освободить место для ночлега. Стоять на площадке получалось только на коленях, а сидеть или лежать — вполне свободно.
Догорала вторая "Эфедра", и Виола оторвала оставшийся рукав от платья, заявив, что теперь это самый крик моды и все так носят. Розанчик пробурчал, что сейчас полчетвёртого ночи, то есть уже утра, и завалился спать, ничего не замечая вокруг. Джордано немедленно последовал его примеру, пожелав всем доброй ночи.
— Скорее, доброе утро, — мрачно откликнулся Гиацинт. Виола сбросила камзол и готовила "свечки" на завтра.
— Замёрзнешь, — предупредил муж.
— Замёрзну обязательно, — Виола высунула от старания кончик языка, проводя им по губам и сворачивая трубки для "Эфедры". — А вы тут на что, ваше сиятельство? Если я умру от холода, то ради вас, так что позаботишься о хрупкой женщине и поделишься одеялом, — она кивнула на его камзол.
— Спать ложись. Ведь устала дико, я знаю, — попросил муж, пристально глядя на лицо Виолы, повёрнутое в профиль к нему.
— Что ты так смотришь, случилось что-нибудь? — она обернулась. Гиацинт отвёл взгляд:
— Пока ничего. Как бы завтра встать пораньше? Правда жаль, что часов нет моих, там можно было завести музыку как будильник.
Жена засмеялась:
— Слава Богу, что их нет! Розанчик бы их утром, не глядя, в озеро зашвырнул, как самонаводящаяся ловушка, сквозь сон. Знаешь, как жалко было бы! — Она нахмурилась: — А зачем рано вставать?
— Надо выбираться из проклятой пещеры.
— Пара часов уже ничего не решат. Здесь мы, по крайней мере, в безопасности.
Он внимательно смотрел на неё, опускаясь на каменную постель:
— Как знать…
— Ты из-за "Дельфиниума" беспокоишься? — насторожилась она.
— Не только. Спать иди! Уже утро и потом…
— Сейчас иду… Всё.
Виола спрятала почти пустую коробочку с кремом и готовые фитили и улеглась рядом. Протянув руку, погасила догоравшую "Эфедру" и заснула, прижавшись к груди любимого.
"Вместе, опять вместе!" — звенело её сердце даже во сне. И если бы она искала его не дни, а столетия — долгие годы, день за днём, всё равно их сердца бились бы так же. Ведь разлука — всегда разлука, а встреча — всегда желанна, и когда есть любовь, время всегда отступает перед ней и склоняет голову. Жаль, не сразу…
35. В компании со смертью
.
Проснулись все очень поздно, около
Глянув на часы, Розанчик кинулся сразу их заводить, убедившись предварительно, что они пока идут. Но пальцы что-то не очень слушались. Вставать не хотелось, в голове плавал туман. Но Гиацинт приказал подниматься немедленно и собираться в путь.
Приказ подкреплял полный арсенал морских ругательств, которые приличествуют капитану после тяжёлого похмелья. Не подчиниться, значило вверх тормашками полететь в озеро для восстановления бодрости. И ясно было, он это сделает.
Гиацинт был злой как чёрт, потому что сам тоже проспал и к тому же чувствовал себя как после жуткого кризиса тропической лихорадки, от которой чуть не умер в детстве. Ему было с чем сравнивать.
Тогда — десять лет назад, он выжил благодаря Баобабу, который отпаивал юнгу настойками африканских трав. Это случилось после рейса в Африку, он заболел ещё в Анголе, а заключительный кризис проходил дома, в замке. Состояние мальчишки было признано безнадёжным и усугублялось тем, что он боялся — если всё-таки выздоровеет, родители навсегда запретят ему шататься по свету. Ему и жить не хотелось.
Именно тогда, в дикие бессонные ночи, рядом с родителями неся вахту у постели умирающего наследника (кому — замка, кому — палубы), боцман Адансон и подружился навек с семьёй Ориенталь. О чём говорили они, пока сын метался в беспамятстве, осталось тайной. Но после болезни, мама вместо того, чтобы объявить, что в море он выйдет теперь через её труп (как собиралась вначале), навсегда разрешила сыну путешествовать где угодно, но только под присмотром надёжного друга семьи, боцмана Адансона-Дигита. Слово матери для него было решающим, хотя отец тоже не протестовал (попросту зная, что против двоих: жены и сына, не устоит при всём желании).
С тех пор Гиацинт только пару рейсов провёл без Баобаба, всегда на "Марсельезе" и всегда с очень опасными приключениями. То в качестве младшего матроса, потом — помощником штурмана. А Баобаба дразнил "крёстным", от слова "воскресивший". Боцман не возражал, улыбаясь в рыжую бороду.
Состояние этого "пещерного" дня напомнило Гиацинту ту кошмарную слабость после кризиса. Само собой, он разозлился и, понимая, что друзья чувствуют себя не намного лучше, тем не менее приказал сейчас же собираться и искать этот проклятый выход из трижды семь раз проклятой пещеры, со всеми её проклятыми потрохами и так далее, и чем дальше, тем больше — триста тысяч морских чертей, сто бешеных акул и хвост медузы…
Виола, как подобает верной супруге (знающей, что ей-то абсолютно ничего не грозит: как бы муж ни озверел, её он пальцем не тронет), тем не менее, первой подала пример послушания. Она, шатаясь, пошла на берег умываться. Напилась воды и, почувствовав себя лучше, заставила встать и мальчишек. Джордано — без звука, Розанчик, вздыхая и ворча, что дружба эта добром не кончится, что он поплатится за свою доброту, и чокнутая семейка Ориенталь его, в конце концов, доведёт преждевременно до могилы, но всё-таки встал и тоже спустился к озеру.