Подход
Шрифт:
— То особь статья.
Передъ открытіемъ схода начали будить спящаго подъ навсомъ сына Буялихи. Тотъ не просыпался. Ему начали тереть уши. Онъ дрался.
— Тащи сюда ведро воды! Ведро воды сюда тащи! командовалъ мужикамъ староста.
Притащили ведро воды изъ колодца и начали лить Буялихину сыну на голову воду. Кой-какъ онъ прочухался. Ему вытерли лицо полотенцемъ, нахлобучили на голову шапку и въ мокрой рубах и мокромъ армяк повели на сходъ, взявъ предварительно подъ руку. Кабатчикъ шелъ сзади всхъ. Выйдя за калитку, онъ перекрестился и остановился у воротъ Буялихи. Сходъ былъ наискосокъ отъ него черезъ улицу и онъ
На сход были уже вс въ сбор. Толпа мужиковъ была подлившись на дв партіи: одна большая, другая маленькая. Маленькая партія состояла большею частью изъ мужиковъ-чистяковъ и групировалась около Антипа Яковлева.
— Достаточно ли зньки-то даровымъ виномъ налилъ? Ахъ, ты! А еще староста! встртилъ старосту Антипъ Яковлевъ и презрительно посмотрлъ на него.
— Не твое дло! Чего задираешь! Ты подносилъ, что ли? огрызнулся староста. — Ты не подносилъ, такъ и корить другихъ нечего! Ты лучше покори себя, какъ ты у сиротъ Ермиловыхъ за пять рублей на лугъ арендатель, когда этому лугу цна тридцать цлковыхъ. Думаешь, бороду-то сдую до пупа отростилъ, такъ на святого похожъ! Знаемъ мы тебя тоже!
Староста бросилъ окурокъ папиросы, который курилъ, вошелъ въ толпу мужиковъ и пріосанился, стараясь не качаться на ногахъ. Писарь помстился съ нимъ рядомъ. Староста снялъ шапку, перекрестился.
— Открываю сходъ… произнесъ онъ.
Писарь ползъ въ папку, вынулъ бумагу и принялся читать предложеніе кабатчика Аверьяна Пантелеича міру объ открытіи трактира и постоялаго двора въ Колдовин.
— Не надо! Не надо читать! Знаемъ! — кричали мужики.
— Нельзя, господа, не читавши… Долженъ же я для порядка…
Писарь продолжалъ читать. Мужики не слушали и разговаривали. Наконецъ чтеніе кончилось и заговорилъ староста.
— Такъ и такъ, православные. Бумагу мы слышали. Означенный крестьянинъ Ярославской губерніи, Любимовскаго узда Аверьянъ Пантелеичъ кланяется міру и проситъ…
— Проситъ деревню продать? А ты ужъ продалъ! Ты Бога прежде побойся! послышалось изъ партіи Антипа Яковлева.
— Я Бога боюсь чудесно, отвчалъ староста и продолжалъ:- И означенный крестьянинъ проситъ двсти саженъ земли на выстройку дома, чтобы открыть заведеніе… И чтобъ на десять лтъ. А по окончаніи домъ нашъ и можемъ школу открыть… И пять ведеръ вина отъ него на поклонъ и двсти рублевъ денегъ кажинный годъ.
— Мало пять ведеръ… Семь желаемъ!.. раздались голоса изъ большой партіи мужиковъ. — Семь, а то не согласны! Пусть семь выставляетъ! Семь ведеръ и триста рублей арендательскихъ! Триста, а не двсти!
— Ничего не надо! Не надо намъ кабака! загалдлъ Антипъ Яковлевъ. — Православные! Не забывайте Бога! Не продавайте деревню! Э-эхъ, вдь есть же у людей совсть! Не согласны! Ни за что не согласны!
— Чего ты, Антипъ Яковличъ, орешь-то? Вдь тутъ какъ міръ, а не ты… Я міръ спрашиваю… оборвалъ его староста.
— Триста и пять ведеръ вина! Тогда согласны и будемъ молиться… Пять ведеръ достаточно… кричалъ изъ большой партіи рыжебородый Емельянъ Сидоровъ по прозванью Мясникъ. — А лучше мы такъ постановимъ и поршимъ, чтобъ Аверьянъ Пантелеевъ намъ каждый годъ объ эту пору два ведра вина выставлялъ. Вотъ ежели онъ на это согласенъ, то и пусть доброму длу быть.
— Двсти рублей, ребята, довольно! Чего тутъ? Вдь домъ будетъ потомъ нашъ! слышалось возраженіе. — Двсти
— Куда теб семь ведеръ, лшему! И съ пяти облопаемся. Лучше же триста рублевъ на общество.
— Православные! Побойтесь Бога! Неужто же продавать деревню! снова гремлъ возгласъ Антипа Яковлева. — И такъ вдь у насъ пьяницъ-то достаточно… Вонъ двое еле на ногахъ стоятъ… кивалъ онъ на сына Буялихи и на старосту.
— А ты мн подносилъ? Нешто подносилъ? подскочилъ къ нему староста. — Какую такую ты имешь собственную праву начальство корить! Я тутъ начальство, я тутъ набольшій, а ты…
— Не про тебя рчь… Чего ты лзешь-то? Я про другихъ говорю… увильнулъ Антипъ Яковлевъ и продолжалъ:- Не продавайте, православные, деревни, наплюйте вы на дьявола-искусителя, а ежели кто отъ него впередъ за это дло брюхомъ и подаркомъ вынесъ, то нечего его жалть. Мало нешто вы ему каждый годъ денегъ-то въ Быково перетаскаете — вотъ пусть это и будетъ изъ барышей.
— Триста рублей и семь ведеръ! ревлъ чей-то хриплый голосъ.
— Пять ведеръ достаточно… возражалъ тенористый голосъ.
— Пять ведеръ… Семь ведеръ… повторяли на вс лады ребятишки, какъ зрители, влзшіе еще далеко до начала схода на дв облетвшія отъ листа березы, помщавшіяся около пожарнаго сарая.
Кто-то изъ мужиковъ погрозилъ имъ кулакомъ, кто-то пустилъ въ нихъ камнемъ.
— Въ такомъ раз, господа почтенные мужички, надо будетъ у самого Аверьяна Пантелеева спросить, что онъ на это скажетъ — согласенъ или не согласенъ, проговорилъ староста и сталъ манить кабатчика, стоявшаго черезъ улицу у воротъ дома Буялихи.
Кабатчикъ перешелъ улицу и подошелъ къ сходу.
XV
Прежде чмъ заговорить, кабатчикъ Аверьянъ Пантелеевъ снялъ шайку и началъ креститься, потомъ поклонился міру впередъ, направо и налво, и началъ:
— Православные христіане! Мужички Божіи! Я радю деревн, хочу выстроить зданіе на пользу общества, чтобы при немъ благообразіе въ вид украшенія… Къ примру, постоялый дворъ на манеръ гостинницы и лавочку… чтобы, значитъ, все подъ рукой… а вы тсните торговца во всемъ его состав… Я ли не длалъ учтивости колдовинскимъ мужикамъ? Каждый, который, къ примру, приходилъ въ Быково, угощался съ полнымъ русскимъ гостепріимствомъ и уходилъ сытъ и пьянъ. Женское сословіе тоже получило свою учтивость отъ меня. А вы тсните. Я слышу крики: триста рублей… Я слышу словесность, чтобъ семь ведеръ вмсто пяти. Но, ей-ей, даже вотъ хоть сейчасъ побожиться, двсти рублей очень достаточно, коли ежели цлое оное зданіе черезъ десять лтъ въ вашу пользу… А что до семи ведеръ, то и далъ бы, православные, семь, не постоялъ бы изъ-за двухъ ведеръ, но по моей головной меланхоліи, только пять ведеръ и захватилъ. Желаете оныя получить полностію, прикажите выслать депутатовъ на дворъ къ Буялих.
— Ты деньгами за два ведра въ придачу къ пяти додай! Мы деньгами возьмемъ… послышались голоса изъ группы мужиковъ, стоявшихъ около старосты.
Кабатчикъ развелъ руками.
— Не желаете помирволить торговцу — извольте… Красненькую накину. Гд наше не пропадало! Ой-ой-ой, господа, какъ нынче трудно для комерціи! вздохнулъ онъ и ползъ въ карманъ за деньгами.
— Ничего намъ не надо! Ничего! Мы не пустимъ кабака въ деревню! Кабакъ впустить — надо себя загубить! кричали изъ группы, тснившейся около Антипа Яковлева.