Подиум
Шрифт:
– Вот-вот. Виртуозно ругался!
– Теперь уже некому.
– Да, не говори. Никогда бы не подумала, что все закончится трагически. Услышав о взрыве, просто обалдела. Он с кем попало не связывался: осторожный был мужик.
– Осторожный, – подтвердила вдова.
– Кому же он до такой степени помешал?
Ида, прикусив губу, не отвечала.
– Следствие закончилось?
– Нет, продолжают копать, затаскали в прокуратуру…
– У нас только это и умеют. И нет ничего, а бочку грязи на человека выльют. Сынкам покойника за это надо спасибо сказать: языки распустили – на всех углах трезвонят, что ты, мол, окрутила их папашу.
Услышав про братьев Садчиковых, Ида передернула плечами и, еще плотнее сжав губы, промолчала.
– Ладно, хватит про этих гаденышей говорить. Ты баба крепкая, выдержишь! – Хрусталева ободряюще подмигнула Иде. – Ну, что застыла? Проходи, снимай свою норку, будем закусывать.
Ида послушно вернулась в прихожую, повесила мех в одежный шкаф и осталась в своем обтягивающем пятнистом платье.
– Туфли я тоже сниму.
– Да, конечно, будь как дома.
Сама хозяйка, пока Ида осваивалась, успела переодеться в свободный домашний балахон с разрезами по бокам. Она начала хлопотать на кухне.
– Самое простое и быстрое – это пожарить мороженую осетрину. Ты как? – Она высунула голову из кухни. – Не против?
– Отлично! Горяченького хочется. До сих пор качает.
– Вот, – подняла палец Элла, – я всегда после этих сходняков дома закусываю. Оттягивает.
Пока Хрусталева накрывала на стол, Ида разглядывала фотоснимки, занимавшие одну из стен в гостиной: в основном фотографии моделей. Кого здесь только не было! Она переводила взгляд с одной красотки на другую. Некоторые из снимков оказались очень пикантными…
Ида вздохнула: какие разные лица, и все до одной красавицы!
– Нравится? – Подошедшая к ней незаметно Хрусталева слегка обняла Садчикову за талию.
– Здорово! Такие красотки… Юные, недоступные – как богини! Глядя на них, чувствуешь себя старухой.
– Э, брось! Я же тебе говорила, как делаются такие фото. Из любой юной богини можно сделать страшилище.
– У тебя так много книг. – Ида оглянулась на другую стену, заставленную книжными полками.
– Здесь много специальной литературы, а в кладовке – я ее чуланом называю – свалены журналы лет, наверное, за двадцать пять. Часть литературы держу в редакции, но люблю, чтобы и дома под рукой было все необходимое для работы.
Ида вертела своей хорошенькой головкой во все стороны. На третьей стене она заметила картины.
– Потом посмотришь, времени хватит. Минут через пятнадцать у меня будет все готово. Можешь пока принять душ. Чистый халат висит в ванной.
– Но он на меня не налезет.
– Не беспокойся: он выполнен с максимальной свободой облегания.
– Ты сейчас говоришь, как комментатор на просмотре коллекции моделей.
– Да? А я этого и не замечаю.
В ванной Ида стянула через голову платье. Она могла видеть себя в большом зеркале с ног до головы… Толстовата, толстовата! Ида ущипнула себя за талию. Пополнела за последние полгода, расслабилась. Пока был жив муж, не позволяла себе лишнего, а после его смерти махнула на все рукой. Мужики, которые у нее не переводились, в один голос твердили, что она прекрасно выглядит.
Ида повернулась в профиль… А вроде бы еще и ничего! Животик вот, правда, торчит. Конституция у нее такая:
Она, продолжая вертеться перед громадным зеркалом, приподняла груди… Вот бюст у нее – прелесть! Об этом ей говорят все. Груди полные, просто роскошные! И ни капельки не провисают. Груди нерожавшей женщины. Ида вспомнила, что, когда она была помоложе, один из любовников назвал ее как-то лошадью. Садчикова обиделась, а он, засмеявшись, пояснил: "Глупенькая, лошадь – самое красивое и грациозное животное на свете. Ты тоже напоминаешь кобылку, которая ждет своего жеребца. Так и хочется тебя оседлать. Ты создана для секса…" Сколько у нее их было – этих жеребцов!
Ида, стоя под душем, что-то напевала. Она скорее почувствовала, чем увидела, как в ванную вошла Элла.
– Ты можешь сделать себе водный массаж, – сказала Хрусталева.
– Нет, это меня сразу расслабит. Может быть, потом.
Стоя под струями воды, Садчикова видела, какими глазами смотрит на нее хозяйка квартиры. Так на нее смотрели только мужики. В другой раз она, наверное, застеснялась бы, а сейчас почему-то не испытывала ни малейшего неудобства. Более того, ей даже нравилось, что Элла пристально ее разглядывает.
– Ты немного полновата, – спокойно произнесла Хрусталева, – но большой беды в этом нет. Посидишь неделю на диете и станешь привлекательнее, чем все эти журнальные красотки с обложек.
– А ты их видела голыми?
Элла усмехнулась:
– Конечно. Ничего завидного там нет. Вешалки! Редко попадается девчонка, которая привлекательна не только на обложке журнала. – Она набросила на Садчикову махровое полотенце. – Выходи, у меня все готово.
Когда Ида хорошо рассмотрела выделенное ей одеяние, названное хозяйкой «халатом», она обалдела: принять эту вещь за халатик было никак нельзя. С таким же успехом дорогое вечернее платье можно именовать домашним сарафаном. Слишком смелый наряд…
Весь лиф, до самой талии, был выполнен из прозрачных переплетенных лент. Спинка прикрыта, но зато полы переда состояли из отдельных полос, сквозь которые виднелось голое тело.
Молодая женщина замерла перед зеркалом. Потом слегка повернулась и увидела, как красиво сквозь прозрачное кружево лент просвечивает грудь. Она заметила, что соски твердеют, упираясь в переплетенную ткань. Сексуальное одеяние! Ида почувствовала желание. Обычно оно появлялось лишь тогда, когда рядом присутствовал мужик. Сейчас мужика не было и в помине. Происходящее казалось Садчиковой таким необычным… И приятным. Она видела собственные глаза в зеркале. И свое тело. Возникшее желание становилось все острее.
– Ида! – позвал ее женский голос. – Ты скоро?
И Садчикова, не задумываясь, отправилась на зов… А почему бы и нет?! В конце концов, она не обязана ни перед кем отчитываться.
Они сидели за столом напротив друг друга. Пили мало – ровно столько, чтобы вновь слегка расслабиться и почувствовать себя раскованно. Последнее касалось лишь Иды, хозяйка квартиры и так держалась непринужденно. Она не торопилась, наблюдая за гостьей… Элла Борисовна никогда не торопилась.
Ида стояла с наполненной рюмкой коньяка возле окна и смотрела на ночную Москву.